Тот протягивает ему пачку иностранных денег и жмёт руку. Вот он в чёрной полумаске под покровом ночи распиливает сейф в кабинете Ежова и фотографирует документы.
И вот, наконец, он получает задание убить Ежова.
С топором в руке, одетый в замусоленный ватник и ушанку с болтающимся ухом, он подкрадывается сзади к пишущему что-то за своим столом командиру и, взахлёст размахнувшись, бьёт его топором по голове.
Топор втыкается в голову, словно в деревянную колоду, и не поддаётся обратно, только голова от рывков дёргается из стороны в сторону.
Кизяк в ужасе отступает. Ежов поворачивается, на его лице укоризненное изумление.
— Что же ты… сделал… Саша… — говорит он и, поднявшись, медленно идёт прямо на своего убийцу, протягивая к нему руки.
Шаг за шагом Кизяк отступает, но вот он в углу комнаты, и руки мёртвого Ежова смыкаются у него на шее…
Кизяк проснулся от собственного крика, его рука разрывала воротник гимнастёрки. Подняв глаза, он увидел полковника Ежова и Зубова.
— Ну, пошли, — сказал Зубов.
Протирая глаза и озираясь по сторонам, Кизяк плёлся за командиром. Позади зачем-то шли два вооружённых солдата. Кизяк незаметно ощупал свою кобуру; пистолета там не оказалось.
Уже темнело. Вокруг пустой сцены, освещённой фарами автомобилей, собрались солдаты из оцепления. Никаких следов фестиваля заметно не было.
Проходя мимо эстрады Ежов задержался и поднял глаза. На заднике красовались похабные карикатуры и выведенный огромными буквами лозунг: «МЕНТЫ — КОЗЛЫ!».
Ежов невыразительно посмотрел на Кизяка, и они двинулись дальше, к машине.
Ещё никогда маленький приграничный городок не видел такого мощного наплыва народа. С самого утра переполненные электрички прибывали сюда из Петрограда одна за другой, а конца им не было видно. Толпы молодых людей, проследовав через город и основательно подчистив местные магазины, направлялись по шоссе в парк, прежде пустынный, а сегодня обещавший стать центром паломничества всей пёстро разодетой и волосатой публики северо-запада.
Джинсово-кожано-металлический поток вливался в оцепленную «ангелами ада» (нанятыми в большинстве из воронов) зону мероприятия и рассеивался по склону горы перед сценой.
Ближе к вечеру, когда на сцене закончилась настройка аппаратуры, в воздухе повисло временное многообещающее затишье.
Обстановка уже начинала накаляться. Свист и шум усиливались по мере исчезновения солнца за верхушками деревьев.
В первом отделении должны были выступить «Апокалипсис», «Синдром камикадзе», «Группа риска», «Бормашина», «Мать» и «Прямая наводка». Во втором — «Эксгумация», «Закрома Родины», «Нудистский пляж» и «Выпячивание недостатков».
Но вот, наконец, вспыхнули прожектора, и в полную силу, заставив содрогнуться вековые сосны, начал своё выступление «Апокалипсис».
В это же время на опустевшем берегу можно было заметить две фигуры. Принц и Роза только что вышли из воды и, взявшись за руки, смотрели друг на друга. Тёмно-оранжевое солнце клонилось к горизонту, высвечивая на свинцовой воде дорожку, соединявшую уже утомленное за день светило и силуэты ещё только просыпавшихся для жизни юных созданий. И эти двое были счастливы.
После написанного
Над ухом звенел будильник, но Дима был не в силах прекратить этот изматывающий душу кошмар. Он ненавидел звонок своего будильника. Когда завод кончился, Котов привычным движением опустил руку, нащупал стоящую на полу бутылку и поднёс горлышко к губам.
Бутылка была пустая.
Котов бессильно опустил руку, и бутылка покатилась по полу.
Нужно было вставать во что бы то ни стало. Дима сосчитал до трёх и решительно поднялся.