Раздался дружный взрыв смеха, и все наперебой начали рассказывать Хелен о необычных кушаньях. Некоторые по ее просьбе записывали свои рецепты на клочках бумаги. При этом они громко смеялись, заглядывая друг другу через плечо и потешаясь над чужими орфографическими ошибками.
Вскоре по тарелкам разложили картофель, запеченный на углях в фольге с чесноком и маслом, ломтики пряной и острой колбасы, помидоры и нечто вроде омлета.
Попробовав все это, Хелен искренне восхитилась.
— Я не ела ничего подобного даже на приемах у известных гурманов! — воскликнула она.
Всем понравилось это замечание, да и сама Хелен, по-видимому, тоже. Во всяком случае, когда трапеза подошла к концу, Джой, тягуче растягивая слова, посоветовал Фреду:
— На твоем месте, приятель, я бы стреножил эту дамочку. Смотри, не упусти момент. А не то хватишься — пора запрягать, а ее и след простыл!
Хелен обмерла, но Фред, взяв ее за руку, непринужденно заметил:
— Видишь, как тут говорят о норовистых лошадках? Эти люди сразу поняли, что тебя никто никогда в жизни не стреножил.
— Вот именно, дружище, вот именно, — закивал Джой. — И потом знаешь, ведь это я, пропащий человек, предпочитаю жить в одиночку. А тебе никогда не стать настоящим холостяком.
— Так ты, оказывается, мечтал стать холостяком? — шепнула Хелен Фреду, когда они отошли в сторону.
На обратном пути им пришлось обходить огромный и шумный шатер, где был устроен боксерский ринг.
— Бокс тоже давно стал здесь традиционным развлечением, — сообщил Фред. — Но, знаешь, как проходят состязания?
— Расскажи мне об этом… — заинтересовалась Хелен.
— Каждый зритель ставит на кого-нибудь из местных боксеров, который потом участвует в шоу. Это бывает весьма забавно.
Она пожала плечами.
— Вообще-то я не слишком люблю силовые виды спорта… Кстати, Фред, ты так и не ответил на мой вопрос.
Они остановились у трассы, где проходили скачки, и Фред облокотился о перила ограждения.
Здесь почти не было растительности, но рядом с финишной прямой зеленел заботливо засеянный зеленой травкой газон. Теперь, под лунным светом, она казалась прохладной от выпавшей росы.
— Твой вопрос… — задумчиво повторил Фред. — Мечтал ли я стать холостяком? Да нет, пожалуй… Впрочем, теперь стоит обдумать эту перспективу снова.
— Ты ведешь такой образ жизни, что, скорее всего, этим и кончится.
— Я как-то говорил тебе, что гонки — не единственное мое хобби, — напомнил он, имея в виду разговор во время их первого совместного ланча.
— Конечно, но я ни разу не видела реального подтверждения твоих слов. Даже не знала, к примеру, что ты нередко проводил время здесь…
— Эти места знакомы мне с детства. Тогда мы с отцом мечтали забросить на грузовик все наши пожитки, уехать куда-нибудь и заниматься только геологической разведкой, но потом его бизнес пошел в гору, и на удовлетворение изыскательской страсти просто не оставалось времени. Да и у меня к тому времени появились другие увлечения.
Хелен молчала, пытаясь представить Фреда ребенком.
— Конечно, это не только азарт поиска, — продолжал он. — Это магия пустынных мест, сильных людей, больших расстояний, фольклора — словом, всего этого. — И он выразительным жестом обвел окрестности.
Хелен с оттенком безнадежности проговорила:
— Я не раз пыталась расспрашивать тебя о твоих увлечениях, но ты всегда уходил от ответа, и мне трудно было поверить в реальность всего этого.
Фред посмотрел ввысь, на звезды, и снова оперся о перила.
— Знаешь, есть в жизни мужчины такое, чего женщина не способна понять. Гонки на машинах и катерах — это не только жажда абсолютной скорости, а еще и интерес к двигателям и прочим механизмам… а такие вещи, как слава, общественное признание — как правило, вторичны. Когда берешься за дело, тесно связанное с техникой и ее ограниченными возможностями, входишь в азарт. Ты далека от всего этого…
— Да, я никогда не задумывалась об этой стороне дела, — признала Хелен. Он поморщился.
— С боксом то же самое. Для большинства мужчин это интересное зрелище, поскольку речь идет о силе, борьбе, азарте…
— Мне интересно другое, — прервала его Хелен, — почему тебе легче остаться холостяком, чем объяснить женщине свои пристрастия?
— Возможно потому, что я и себе не вполне могу это объяснить, — после некоторого размышления ответил он и, заметив, что она удивленно воззрилась на него, продолжал:
— Похоже, Клем была права насчет меня.
— Ты имеешь в виду свою секретаршу?
— Да. Она утверждает, что я думаю только о себе и слишком независим, поэтому не гожусь в мужья. Эта старая язва говорит, что выйти за меня замуж — все равно, что за междугородний телефон.
— Знаешь, я никогда не забуду, — задумчиво проговорила Хелен, — как удивленно поглядывала на меня твоя мать при первом знакомстве. Не знаю, что она при этом думала, но… — Она недоговорила.
— Да просто она слишком хорошо знает своего сына.
— Что ты имеешь в виду? — перепросила Хелен.
— Любящему материнскому сердцу нетрудно было понять, что ты слишком замкнута, а я, увы, мало тебя знаю.
— Но послушай… — Хелен задохнулась и едва перевела дыхание. — Ведь не из-за этого же ты склонен стать холостяком? Должны быть иные причины.
— В моей судьбе не было ничего темного и мрачного, никаких трагических и роковых событий, которые привели бы меня к мысли отказаться от семейной жизни. Видимо, Клем права, разгадка кроется в моем характере.
— Что ж, тогда хорошо, что мы вовремя расстались.
Фред обнял ее одной рукой и поцеловал в макушку.
— Дорогая, ты всегда была слишком добра ко мне. Задумайся об этом. Ты хотела стать хорошей женой…
Слезы подступили к ее глазам.
— Неужели все в прошлом? — почти неслышно проговорила она, не заботясь о том, слышит ли он ее. — Если так, то к чему весь этот разговор прошлой ночью?
Он слегка улыбнулся.
— Видимо, во мне говорило обычное мужское самолюбие.
— Но ведь…
— Элли, ты понимаешь все гораздо лучше меня, — нежно произнес Фред и бережно стер слезы с ее щек. — Кстати, я давно хотел спросить, что ты сделала с подвенечным платьем?
Хелен вздохнула, подумав, что нет ничего убийственнее тщетной надежды.
— Ничего, — хрипло ответила она. — Оно все еще висит в шкафу в доме моей матери. А вот свадебный пирог я разрезала и отослала в детскую больницу.
— Надеюсь, это тебя утешило? — с улыбкой спросил Фред.
— Знаешь, Фред… — Она умолкла.
— Продолжай, — потребовал он.
— Ты вчера с упреком говорил, что я не особенно переживаю наш разрыв. Но ведь то же самое можно сказать и о тебе.
— Если ты намекаешь на Флер… — начал он.
— Что тут намекать, если все и так очевидно, — с горечью усмехнулась Хелен.
— Но у нас с ней разные комнаты, — защищался Фред.
— Да, Дженнет говорила мне, что всем гостям, не состоящим в браке, предоставляет отдельные комнаты. Но глупо было бы думать, что она следит за тем, что происходит дальше.
— Скажи, ты и вправду можешь представить меня крадущимся вдоль галереи под прикрытием ночной тьмы? — удивился Фред.
— Нет, зато Флер вообразить в этой ситуации совсем не трудно, — парировала она.
— У тебя слишком богатое воображение, — пробормотал он.
Хелен прищурилась.
— И все же скажи, ты ни о чем не жалеешь?
— Почему же? Жалею, — мрачно ответил он. — Но что это меняет? Ничего. Меня, во всяком случае, не изменить, а значит…
Слезы градом полились по ее щекам.
— Сама не пойму, хуже ли это для меня или лучше.
Фред склонил голову и легонько поцеловал ее в губы.
— Не плачь. Если не Люк, найдется еще кто-нибудь, достойный такой замечательной женщины, как ты. Да и чем плох Люк? В конце концов, ты вполне… — Он выдержал паузу, размышляя, и закончил: — Можешь стать ему хорошей женой.
— Он для меня все равно как младший брат! — воскликнула Хелен.
— Допускаю, Элли, ты ведь любишь детей. Стоило посмотреть, как ты учила его танцевать. Бедняга не знал даже, как правильно переставлять ноги… Но все дело в том, что мне хорошо с моторами и минералами, с бизнесом и фондовой биржей. А на общение с детьми у меня просто не хватит терпения.