— Зачем вам туда? — Жюстин внимательно посмотрела на девушку.
— Я в путеводителе прочитала, что это самое красивое место на всем острове, — солгала Эмили, присаживаясь за столик.
Хозяйка нарочито медленно поставила на стол поднос и, сев рядом с Эми, произнесла чуть ли не по слогам:
— Не в моих правилах вмешиваться в личные дела постояльцев, но… Не могли вы это прочитать ни в каком путеводителе. Чтобы туда добраться, надо миновать подпольные плантации коки, которых полно в лесу. А парни с плантаций, как вы догадываетесь, не очень любят свидетелей. Так что без особой нужды туда никто не суется, кроме Горгульи, разумеется.
— Горгульи? — переспросила Эмили. — Это что, какое-нибудь особо свирепое местное животное?
— На Маврикии нет животных, тем более свирепых. Здесь только птицы, между прочим очень редкие. А Горгульи — это местный клан, им принадлежит почти половина острова, в том числе и земли вокруг озера. Только они без опаски могут до него добираться.
— Видимо, они и возглавляют местную наркомафию, — понимающе кивнула Эмили.
— Как ни странно, нет, — улыбнулась Жюстин. — Свои земли они настолько решительно очистили от наркодельцов, что те теперь предпочитают с ними не связываться.
— А с ними самими можно как-нибудь связаться?
— Горгульи не из тех, с кем можно запросто познакомиться. Они сами выбирают тех, с кем хотят иметь дело. Вряд ли на всем острове кто-нибудь рискнет представить им вас. Во всяком случае, не я… И ни один из тех, кого я знаю… — Жюстин пожала плечами, вздохнула, как-то жалостливо поглядела на юную американку и отошла к стойке.
Эмили осталась одна со своими мыслями, которые никак не хотели выстраиваться в какой-то определенной последовательности. Они наскакивали друг на друга, обгоняли сами себя и в конце концов связались в один плотный клубок неразрешимых проблем. Кто этот красавец на фотографии? Почему мама никогда не рассказывала ей о семейной тайне? Догадывался ли о чем-нибудь отец? И при чем тут тетя? Голова Эмили заболела, кровь застучала в висках. Ей уже не нравился этот уютный белый город, улыбчивая Жюстин, тайны ее матери, она сама, так опрометчиво кинувшаяся на поиски приключений. Вышла бы себе замуж за Боба, была бы примерной домохозяйкой, и никаких тебе таинственных ключей в экзотических засохших фруктах.
Эмили потерла переносицу. Посмотрела по сторонам и подумала, что самое лучшее, что она сейчас может сделать, это попробовать спрятаться от себя самой. Уйти в прохладный номер, растянуться на свежей льняной простыни, закрыть глаза и ни о чем не думать…
Помахав рукой Жюстин, она оставила на столе мелочь, хотя не притронулась ни к булочкам, ни к соку, и направилась в свой номер. Надо облиться холодной водой, чтобы остыть и попытаться снова стать спокойной и рассудительной.
Конечно, о ледяной воде здесь можно было только мечтать. Холодная вода в Порт-Луи — это была вода средней температуры ее родного городка. Но сама акция ее успокоила и отрезвила.
Эмили завернулась в пушистое белое полотенце, с удовольствием потянулась и, тряхнув головой, подошла к зеркалу.
Клерк в банке вздрогнул, когда увидел ее. Она действительно очень похожа на мать. Так похожа, что если бы можно было предположить, будто дети появляются на свет без участия мужчин, то это был вполне ее случай. На фотографиях в конверте маме столько же лет, сколько сейчас Эмили. Если бы не наряды двадцатилетней давности, то вполне можно было бы подумать, что это Эмили ходила по Порт-Луи с молодым красавцем и это в ее жизни была потрясающая тайна. У девушки сжалось сердце от тоски по матери. Она впервые осознала в ней женщину, у которой были тайные желания, грешные мысли, красивое молодое тело, любовь. Она, ее мать, когда-то обнимала крепкое мужское тело со смуглой гладкой кожей, шептала горячие ласковые слова, дрожала от желания.
Эмили остановилась. Так нехорошо думать. Она поняла, что вторгается в запретную зону. В том, что у матери был страстный роман с мужчиной с фотографии, она не сомневалась. Но никто не давал ей права додумать за этих двоих их историю. Это только ее романтические бредни. Она никогда не испытывала настоящего влечения к мужчине, и ей очень хотелось пережить это наяву, а не в мечтах.
Она смутно чувствовала, что закрытая дверь, перед которой она нервно топчется столько лет, может распахнуться в любой момент и на нее нахлынет поток ощущений, о которых даже в книжках не написано, потому что так будет только с ней. Эмили почему-то очень обиделась на мать за то, что та никогда даже намеком не дала ей понять, что каждая женщина рождена для любви, для радости, для желаний. Мама была добрым и очень ласковым человеком, но тихая спокойная жизнь с отцом сделала ее немножко пресной. А может быть, это воздух Маврикия заставил ее вдруг почувствовать, как много скрыто за обыкновенными любезными лицами женщин и мужчин? Или это фотографии, на которых ее мать так молода, так открыта навстречу счастью? А может быть, пришло наконец и ее время?
Эмили открыла конверт и начала теперь уже внимательно рассматривать фотографии. Самое удивительное, что на большей их части фоном служили виды города и пейзажи. Она всматривалась в этот новый удивительный мир, пытаясь восстановить историю отношений. Ведь не зря в конверте с дарственной была фотография вот этого удивительно красивого дома. Чей он? Господи, и где она его видела? Не во сне же… Ну конечно, не во сне. Она видела его сегодня, совсем недалеко от отеля, когда почти в беспамятстве брела из банка. Она обратила на него внимание только потому, что это был самый удивительный дом из тех, которые она когда-либо видела. Он был грандиозен и прост одновременно. В нем чувствовалась энергия и воля, покой и уют, неброская роскошь и аристократизм. Видимо, архитекторы здорово потрудились, чтобы добиться сочетания несочетаемого. Никакого бахвальства, только определенность намерений. Хотелось бы знать, таков же его хозяин?
Вот этим я сейчас и займусь, подумала Эмили. В конце концов, я уже здесь, так что отступать поздно.
Эмили быстро поднялась с кровати, не потрудившись собрать фотографии.
Легкие льняные брюки, светлая футболка, невесомые кожаные сандалии, немножко розовой помады — что еще нужно девушке для того, чтобы чувствовать себя во всеоружии?
Эмили прошмыгнула мимо стойки Жюстин, ей совсем не хотелось, чтобы кто-то сейчас задавал ей вопросы или сочувственно смотрел вслед. За всем этим кроется какая-то тайна, и почему-то слишком многие имеют к ней отношение. Почему Жюстин так недовольна ее желанием добраться до виллы, которая по праву принадлежит ее матери, почему этот странный человек из банка так настоятельно советовал ей уехать, почему она должна скрывать свой вполне оправданный интерес к этой истории?
Самый простой способ найти ответы — это начать искать их.
Жюстин за стойкой не было. И на улицах почти не было людей. Сиеста, догадалась Эми. Время, когда плотно задергиваются шторы, когда сытые отцы семейств похрапывают после трудов праведных, а молодые ненасытные пары, истекая истомой и потом, не могут разомкнуть объятия, приникая друг к другу снова и снова.
Эмили вдохнула, пожелав влюбленным счастья, а взрослым серьезным людям спокойного сна, тряхнула головой и стала вспоминать, где же она видела дом на фотографии.
Через некоторое время она поняла, что ей доставляет неизъяснимое удовольствие просто брести по улице и что поиски дома всего лишь предлог для того, чтобы получать удовольствие от жаркого солнца, ровных белых улиц, ярких цветов и мелькающих экзотических птиц. Она попала в райское место, и ей хотелось остаться тут навсегда.
А вот и дом. Она сама не заметила, как свернула в нужном направлении. Вот он, красавец! Хотела бы она быть тут хозяйкой? Спросите у любой Золушки, хотела бы она быть принцессой. Ну и что она ответит? Только если скромность не помешает, ответит согласием. Это не дом, а мечта.
Он стоял в глубине сада. К высоким белым ступеням вела широкая дорожка, вымощенная блестящим серым камнем. Белая ажурная ограда не скрывала изумительного сада в европейском стиле. Экзотические растения были рассажены в определенном порядке и создавали потрясающе совершенную картину, как будто ее рисовал кто-то из французских импрессионистов.