— О чем вы его спрашиваете? — потребовала она ответа, и Ли медленно повернул к ней голову.
— Я хочу знать, что произошло, — отрывисто сказал он.
— По-моему, с этим вопросом можно немного повременить. Ему нужен покой.
— Это очень важно, — холодно проговорил он. — Я намерен добиться ответа.
Не раздумывая, Трейси встала между капитаном и юношей.
— Почему? — дерзко бросила она ему. — Потому что из-за него на пятнадцать минут сбился график движения судна? Простите, капитан Гаррат, но я настаиваю: мой пациент должен прийти в себя после перенесенного шока, прежде чем вы начнете расспрашивать его.
Наступила минутная напряженная тишина, пока серые глаза сверлили ее взглядом. Затем с ледяным самообладанием он произнес:
— Через пятнадцать минут мы поговорим об этом у меня* в каюте.
Джо, который слышал весь разговор из коридора, вернулся в кабинет с охапкой постельного белья всего через несколько секунд после ухода капитана. Он с любопытством взглянул на Трейси, но, увидев выражение ее лица, от комментариев воздержался. Подошедший стюард принес ей розовое льняное платье. Она предоставила Джо стелить постель и укладывать Бёрре, а сама переоделась в кабинете. По крайней мере при разговоре сможет держаться хоть с каким-то достоинством.
Когда перед уходом она заглянула в палату к Бёрре, паренек встретил ее робкой, но благодарной улыбкой.
Трейси покачала головой:
— Не знаю, что там случилось, но очень сильно подозреваю, что ты занимался не делом. Нет, — добавила она, заметив тревожный взгляд, — я ни о чем не собираюсь тебя расспрашивать. Оставим это до завтра.
Прошло ровно четырнадцать с половиной минут, когда она постучала в дверь капитанской каюты. Ли отвернулся от иллюминатора с мрачным выражением лица.
— Прежде чем начинать разговор, я хочу, чтобы вы запомнили одно, — сразу заговорил он. — Нравится вам это или нет, но пока вы находитесь на борту этого корабля, вы обязаны выполнять мои распоряжения. Это ясно?
— Не совсем. — Гордость помогла ей заговорить с твердостью. — Там, где дело касается моих пациентов, я обязана сама принимать решение.
— С этим я не спорю. Дело не в том, что вы не позволили мне расспросить этого парня, а в том, как вы это сделали. Вы позволите себе говорить таким тоном с врачом или медсестрой больницы перед пациентом?
— Нет, — подавленно призналась Трейси, — не позволю. Простите меня.
— Но вы по-прежнему считаете, что поступили правильно?
Трейси покраснела.
— Имеет ли значение, что я считаю?
— В этом случае имеет, — резко заявил он. — Капитан должен быть полностью уверен во всех членах своего экипажа.
Сунув руки в карманы, он долго смотрел на нее, прежде чем заговорил снова:
— Как вы думаете, почему я решил задать вопрос Бёрре Хольсту именно тогда?
— Н… не знаю.
— В таком случае будьте добры выслушать. У юнг существует давняя традиция. Любой новичок должен пройти испытания, прежде чем его признают своим. Некоторые испытания достаточно безобидны, и я готов смотреть на это сквозь пальцы. Зато другие уже не так безопасны, и я их запретил. — Он помолчал. — К ним относится короткое, но очень рискованное хождение по перилам в определенном отсеке корабля. Сказать, где именно?
Трейси поглядела на него с испугом:
— Вы хотите сказать, что, возможно, Бёрре упал за борт, когда пытался пройти по перилам?
— Вот это я и хотел выяснить. Я прошел прямо к нему в надежде, что после испытанного шока у него развяжется язык.
— Вот оно что. — Трейси вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной. Видимо, следовало опять извиниться, но что-то подсказывало ей, что любая попытка принести извинения вызовет у него только презрение. — Что вы теперь собираетесь делать?
Он пожал плечами:
— Докопаюсь до правды, даже если для этого придется нагнать страх божий на каждого глупого юнца! Я не допущу, чтобы это повторилось, да еще, быть может, с более трагическим исходом.
Он уловил секундное изменение в выражении лица Трейси и улыбнулся с каким-то мрачным весельем:
— Не нужно так переживать о сохранности их шкуры. Порка привязанного к мачте давным-давно вышла из употребления.
— Рада слышать, — парировала она. — У вас все?
— Не совсем. — Ли сделал два шага по направлению к письменному столу, взял сложенный листок бумаги и протянул ей: — Это касается вас.
Трейси приняла его с нелегким чувством, что все повторяется снова. Однако на этот раз содержание радиограммы оказалось совершенно другим:
«Прости за молчание. Последние пять дней были в Иоганнесбурге. С нетерпением ждем доктора Редферн.
Джанет».
Она не сразу подняла голову. Значит, с его стороны задержка была непреднамеренной. Лучше от этого ей не стало.
— Я благодарна вашим друзьям за то, что они готовы помочь мне, — ровным голосом проговорила Трейси. — И вам тоже, капитан. Большое спасибо.
Он едва заметно поклонился:
— Рад услужить.
Трейси с облегчением вышла на палубу. Было плохо — стало еще хуже. Чем скорее она сойдет с корабля, тем лучше.
Глава 4
В золотой тишине полдня неподвижно застыл город, за которым возвышалась высокая гора, окутанная голубой дымкой. Стоя у поручней, Трейси следила взглядом за кильватером моторной лодки, устремившейся в залив, и мечтательно думала: вот бы ощутить эту пенистую струю на горячей, потной коже, вот бы глубоко нырнуть в синюю-синюю воду и вынырнуть с солью на губах и веселым возбуждением в крови. Конечно, эта вялость ума и тела объяснялась не только жарой.
Появившийся рядом Питер с нескрываемым восхищением смотрел на стройную фигурку в светло-зеленом платье.
— Шкипер подойдет минут через пять, — сообщил он. — Все ваши вещи уже внизу?
— Да, на катере, — ответила Трейси. Ей через силу удалось улыбнуться. — Будет странно снова очутиться на твердой земле. Я уже начала привыкать к морю.
— Из вас бы вышел настоящий моряк, — согласился Питер. Взявшись за поручни, он поглядел на полоску воды, отделяющую судно от берега, и, помолчав, негромко спросил: — Никаких сожалений?
Трейси усмехнулась:
— Ну почему же, есть, и множество. Я лишилась хорошей работы и, можно сказать, оказалась здесь на мели.
— Я спрашивал не об этом. Жалеете ли вы о чем-нибудь, покидая «Звезду»?
Помолчав секунду-другую, Трейси слегка пожала плечами:
— Это не имеет никакого значения, не так ли? — и, меняя тему разговора, спросила: — Когда вы отплываете?
— Через двадцать три часа.
Питер перевел взгляд на палубу, где на солнцепеке трудились матросы, приподнимая тяжелые ящики с оборудованием и нацепляя их на болтающийся крюк, чтобы с помощью лебедки опустить на поджидающее небольшое промысловое китобойное судно. Их обнаженные торсы блестели от пота.
— Весь день мы будем загружать вот такие китобойные суда, которые будут сопровождать наш корабль, а вечером, как всегда, отметим это дело на борту. — Питер взглянул на нее и снова перевел глаза на палубу. — Катера подвезут приглашенных с берега. Может, заглянете к нам на пару часиков?
Трейси покачала головой:
— Нет. После того как я сойду на берег, мне незачем будет возвращаться на судно. К тому же неудобно покидать Брэнсомов в первый же вечер.
— Вы правы, — нехотя согласился Питер. — Надеюсь, друзья шкипера окажутся прекрасными людьми.
— Я в этом уверена. Мне кажется, все друзья капитана Гаррата — люди особенные.
— Он вам не нравится, верно? — тихо спросил Питер.
У нее перехватило горло.
— Капитан не нуждается в том, чтобы нравиться или не нравиться. Он обходится без этого.
— Возможно, на это есть причины. Я слышал, что несколько лет назад с ним жестоко поступила какая-то женщина.
— И поэтому теперь он затаил злобу на весь женский пол? Очень справедливо. — Она сняла руки с поручней. — Пойду-ка я лучше вниз, к катеру. У вас есть время помочь мне спуститься?