— Я и не смешу. Я серьезен, как ясень.
Я улыбнулась.
— Вот видишь, — сказал он, — сколько у нас общего. У нас даже шутки общие.
— Ага, — сказала я, — нам нечего открывать друг в друге.
Тетя Бетси в соседнем кресле для успокоения нервов вязала шарф, который никогда не пригодится в наших теплых краях, и тактично молчала.
— Ты не права, — сказал Маркус. — Разве ты не знаешь, что развитие человека не стоит на месте? Оно меняется ежесекундно. Мало того что у нас кровь и клетки обновляются. У нас меняются взгляды, мысли, характер. А потому через какое-то время мы тоже будем другими людьми.
— Все это, конечно, интересно, — сказала я, — но так говорится только в фигуральном смысле. Должны пройти столетия, чтобы мы вновь заинтересовали друг друга. И при этом не должно быть ни одного человека вокруг.
— Это еще зачем?
— Чтобы ничто не отвлекало, — улыбнулась я.
— Дай мне время, — сказал Маркус, — и, уверяю, тебя саму удивят результаты.
— А ведь это очень интересно, — обратилась ко мне тетя Бетси, — узнать, что он такого нового придумает!
— Я вас не разочарую, — пообещал ей Маркус.
Но если это было интересно тете Бетси, то мало занимало меня.
Солнце уходило по вечерам далеко за горизонт, а я не могла это видеть. Океанские волны набегали друг на друга, а я не могла ощутить их прохладу.
Горячий песок на пляже чувствовал на себе отпечатки многих ног, но только не моих. И древние ели в заснеженном лесу я могла лицезреть теперь только по телевизору.
Еще меня приходили навестить Барти Данг и его жена Марти. Это были очень милые пожилые люди. Барти Данг с детства дружил с моим дедом Фредериком и бабушкой Амандой.
Мне было всегда удивительно, как люди могут дружить такое невероятное количество лет. Но, как объяснила бабушка Аманда, все дело было в их спокойных и миролюбивых характерах.
Может, у Барти и Марти и были спокойные характеры, но насчет характера бабушки Аманды этого сказать было нельзя.
Марти Данг обязательно приносила с собой какие-нибудь вкусности. Но поскольку тетя Бетси мне тоже по пять раз в день приносила всякие вкусности, я не могла все это по достоинству оценить.
Барти Данг подходил к своим визитам философски.
— Знаешь, — говорил он мне, — я тоже ломал по молодости мизинец на правой руке и мизинец на левой ноге. И ничего. Все давно благополучно заросло. И только побаливает иногда на погоду.
— Это утешает, — говорила я.
— Это он к тому, — говорила Марта Данг, — что твой молодой организм справится со всеми напастями.
— Дай ему только время, — кивал Барти Данг.
Их сыну Кевину Дангу, управляющему нашим ресторанчиком, тоже удавалось выкроить на меня немного времени. Он не приносил вкусностей, но с оптимизмом говорил:
— Доминик, ты выглядишь все лучше и лучше!
— Умоляю, Кевин, — страдальчески улыбалась я, — скоро ты будешь говорить, как мне идут все мои гипсы!
— О нет, не буду, — смеялся Кевин.
Как и Маркуса, я его тоже знала с самого детства. Но в отличие от Маркуса он никогда не пытался подчинить себе мою жизнь и всегда был просто друг.
Наши соседки «сзади» и «издалека» как-то тоже добрались меня навестить. Это были маленькие добрые старушки. У одной из них за душой были одни долги, а у другой — маленький заводик.
Своим милым присутствием они пришли помочь мне в нелегкой борьбе с обстоятельствами. Но у них в глазах встал такой ужас, когда они увидели, в каком я сейчас виде справляюсь с этими обстоятельствами, что тете Бетси пришлось в срочном порядке выдворить их из моей палаты.
Но я уже смирилась с тем, что нахожусь в больнице, и с тем, что не могу встать с кровати. Я даже смирилась с тем, что понятия не имею о том, сколько продлится это мое состояние.
Сейчас я понимала только одно: несмотря на то, что окружает человека, и не беря во внимание то, в каких обстоятельствах он вынужден существовать, в любом случае внутри него сходят с орбит звезды и разбиваются вселенные.
Потому что мир, который находится внутри каждого человека, вмещает в себя все.
Звезды и галактики, моря и океаны, культуру народов и разнообразие религий, поступки окружающих людей и прочитанные книги. Исторические факты, научные открытия и даже дикую природу других стран, которую многие из нас видят только на экране телевизора.
И я потихоньку научилась прислушиваться к этому своему внутреннему миру. Я стала чувствовать и любить жизнь до такой степени, что мне хотелось кричать по ночам от счастья.
И если бы я сейчас рассказала обо всем этом своей лучшей подруге Ванессе, то она меня, быть может, впервые в жизни ни за что бы не поняла.
7
Через месяц мама, бабушка Аманда и тетя Бетси уговорили врачей выписать меня домой. С большими предосторожностями меня погрузили в машину и перевезли в наш дом.
В доме, оказывается, для меня уже переоборудовали комнату тети Бетси на первом этаже. Конечно, кто же будет затаскивать меня на мой любимый второй этаж.
Я думала, что мне будет лучше в родном доме, но и тут моя жизнь особо не изменилась. Я все так же была беспомощна и неподвижна. Но только теперь я видела, как это тяжело для моих родных.
Я слышала, как в соседней комнате горько вздыхала по ночам бабушка Аманда. И видела, что тете Бетси постоянно приходилось ездить из дома в ресторан и обратно, и под вечер она была совсем усталая и разбитая.
А еще я видела, что моя мама устала без любимой работы, и я не могла больше держать ее возле себя. В конце концов, мне сейчас ничем особо не поможешь, и мне, как обычно, вполне будет хватать бабушки Аманды и тети Бетси.
И я сказала маме, что ей нужно ехать и что мне будет еще хуже, если она бросит свое дело на полпути.
— Но это будет не совсем честно, — сказала она.
— У каждого в жизни свой путь, — сказала я, — ты сама меня этому учила. Я горжусь тем, что у тебя есть дело всей твоей жизни.
— Меня не поймут бабушка Аманда и тетя Бетси.
— О да, — сказала я, — это для них будет впервые.
Мы рассмеялись.
— Я буду тебе звонить каждые два дня, — сказала она.
— Разрешаю — каждую неделю, — сказала я.
— Хорошо, по выходным.
— И еще с тебя письма с фотографиями. Должны же мы тут быть уверены, что ты не зря там проводишь время.
— Я согласна, — улыбнулась она, — мне как раз прислали последние отчеты о раскопках. Все мои предположения подтвердились.
Я видела, как начали гореть ее глаза, и подумала, что хорошо, что заговорила об ее отъезде первая. Все-таки приятно брать на себя ответственность за поступки других людей.
И теперь вряд ли бабушка Аманда с полным правом сможет отчитывать ее за отъезд. Ведь это я настояла на этом, а мама и так торчала целый месяц возле моей постели.
Всю ночь перед ее отъездом мы проговорили. Дурманящий ночной воздух из открытого окна наполнял комнату, а где-то неподалеку шептал свои истории океан.
— Помнишь, как в детстве ты боялась смотреть в ночное небо? — сказала мама.
— Я и сейчас не особо доверяю этим звездам, — улыбнулась я.
— Есть вещи, о которых лучше не задумываться, — посоветовала она.
— Это я уже поняла. Но есть вещи, о которых не можешь не думать.
— Например?
— О том, что было и будет. О том, почему что-то случилось именно с тобой. О том, о чем можно только мечтать. И о чем мечтать даже не рекомендуется. И почему Вселенная не сходит со своего пути.
— Ну с этим все просто. Для этого существует мировой порядок.
— Как хорошо иметь маму, которая может ответить на любой вопрос, — улыбнулась я.
Она тоже улыбнулась.
— Любовь всегда будет окружать твою жизнь, — сказала она, — ты только слушай и замечай знаки этой любви. Дикие птицы над океаном, теплый ветер за окном, улыбка незнакомца, ворчание бабушки Аманды — все это проявления любви к тебе.
— Я знаю это, — сказала я.