Когда народу в транспортнике порядком поубавилось, Шувалов наконец подошел к трем своим архаровцам (четвертого по-прежнему опекали двое специальных людей).
— Подомацкий, назначаю вас за старшего... Не слышу?!
— Есть, товарищ полковник.
— Сейчас загрузитесь вместе с вещами в ваш фургон, он отвезет вас прямиком на нашу базу. Для вас устанавливается «карантин» в сорок восемь часов для начала! На базе с вами будут работать дознаватели. Впрочем, вам на месте все объяснят. А теперь марш на выход!
Леший, которому, впрочем, как и Бушмину, уже доводилось прежде попадать под «внутреннее служебное расследование», прекрасно понимал, что здесь происходит (хотя и не знал, конечно, кто именно из руководства и по какой причине инициировал сам «процесс»). Он очень уважал Шувалова, который пользовался среди сотрудников «четверки» непререкаемым авторитетом, но все же не смог вот так, подобно роботу и стараясь при этом не встретиться глазами с Андреем, подчиниться приказу старшего начальника.
— Командир? — вопросительно произнес он, глядя при этом не на Шувалова, а именно на Бушмина.
— Выполняйте последний приказ, — поняв причину заминки, сказал Бушмин.
Через пару минут Бушмина попросили проследовать в закрытый фургон, предварительно изъяв у него «АКСУ», кобуру с «АПС», портативный «Кенвуд», сотовый с дополнительным встроенным микрочипом, «укладку» и дорожную сумку.
Андрея доставили в одно из служебных зданий аэропорта, где его дополнительно подвергли очень тщательной процедуре личного обыска.
По окончании этой довольно-таки неприятной процедуры, которой Кондор, хотя и у него случались «залеты» и «перегибы», учитывая свой высокий статус и многочисленные заслуги, при прежних расследованиях ни разу не подвергался, старший «инквизитор» в присутствии смурного Шувалова сообщил наконец главное: по прямому указанию руководства особым отделом «четверки» в отношении подполковника Бушмина заведено «особое делопроизводство»...
Таким образом, включился в работу некий скрытый механизм, являющийся частью существующей государственной машины. Механизм, об устройстве и принципах работы которого ни многочисленные эксперты, ни ретивые журналисты, ни, тем более рядовые обыватели почти ничего доподлинно не знают.