Все это не могло не наложить отпечаток на его характер, но сегодня он был очень похож на прежнего Джесона, того, что был еще до смерти Джорджа, и Брэндону хотелось понять причину такой резкой перемены в своем кузене.
Брэндон закрыл табакерку и, постукивая ногтями по серебряной крышке, спросил словно невзначай:
— Нужно понимать, твое появление здесь означает разрыв с Дафной?
— Ну, что ты. Мы с Дафной прекрасно понимаем друг друга. Она свободна, я свободен, и каждый из нас вправе поступать, как ему захочется.
— Вот как? Удивительно цивилизованно и разумно, — сухо заметил Брэндон. Впрочем, сейчас его интересовала вовсе не Дафна. Помедлив, он спросил: — Скажи, она все так же хороша?
«Кто?» — хотел спросить Джесон, но, заглянув в глаза Брэндону, сразу понял, о ком речь.
— Она почти не изменилась, — просто ответил он.
Именно таким было его первое впечатление, когда она вошла в гостиную, где сидели они с Марком. Ее восхитительные пышные волосы, которые она всегда считала проклятием, по-прежнему обрамляли лицо и падали на лоб. Потом он увидел знакомые веснушки на кончике носа, ямочки на щеках. А ее глаза… Именно тогда Джесон и начал понимать, как сильно изменилась Гвинет за прошедшие годы. Если раньше ее глаза были красноречивее слов и по ним всегда можно было сказать, рада Гвинет или чем-то расстроена, то теперь они стали холодными, не выражающими никаких эмоций.
Впрочем, изменились не только глаза Гвинет, изменилась вся она — стала суше, холоднее. И совсем разучилась улыбаться.
Джесон открыл для себя и еще одну вещь: у Гвинет не было мужчины. И хотя для того, чтобы выяснить это, ему пришлось прибегнуть к не очень честным приемам, неправым он себя не считал. И то сказать, стал бы какой-нибудь тайный воздыхатель назначать его, Джесона, опекуном Гвинет? Никогда! Но как, черт побери, было приятно смотреть на Гвинет, когда известие о наследстве заставило ее вновь стать прежней! В ту минуту Джесону стоило большого труда сдержаться и не припасть к ее губам — ярким, чувственным, полным.
— Жаль, — сказал Брэндон.
— Чего жаль? — не понял Джесон, давно потерявший нить разговора.
— Что она не изменилась. Не располнела, не подурнела. Не помню, говорил я тебе или нет, но еще мальчишкой я был влюблен в Гвин. Детская влюбленность, но она о ней знала. Впрочем, ее тогда интересовал только один человек — Джордж, — вздохнул Брэндон. — Впрочем, я не уверен, что окончательно избавился от той влюбленности. Вот если бы она пополнела или потеряла свое очарование, тогда…
Джесон резко повернул голову и окинул своего кузена долгим тяжелым взглядом. Брэндон невольно съежился, втянул голову в плечи и растерянно заморгал.
— Полегче, Брэндон, — спокойно сказал Джесон. — Не забывай, что я — хозяин дома, в котором ты живешь, и старший в семье, не считая бабушки.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если ты строишь планы жениться на Гвинет, я легко могу расстроить их.
У Брэндона от неожиданности вытянулось лицо, а потом он быстро затараторил:
— Ну, что ты, это же просто шутка! Шутка, понимаешь? Гвин ничего для меня не значит, она мне не интересна. Да и не моего она типа женщина.
— Не твоего типа. Это ты точно заметил, — хмыкнул Джесон. — У нее не хватило бы денег на твои безумства.
— Какой кошмар! — притворно воскликнул Брэндон.
Оба одновременно усмехнулись.
И Джесон спросил:
— Скажи, Брэндон, какого черта мы с тобой тут делаем?
— Мне показалось, ты ищешь, куда бы спрятаться от самого себя, — пожал плечами Брэндон. — Я решил, что нам обоим не повредит игра в прятки.
— Если за тобой гонятся кредиторы, — совершенно серьезно проговорил Джесон, — буду рад помочь.
— А когда мои кредиторы не гонялись за мной? Нет, спасибо, не надо. Слава богу, деньги у меня сейчас есть. Я зарабатываю их за карточным столом, и пока что весьма успешно. Единственное, что меня сейчас беспокоит, — скука.
— Ну что ж, — воскликнул Джесон, выпрямляясь в кресле, — если нам с тобой не от кого скрываться, тогда давай отправимся на пристань. Сядем в какой-нибудь таверне, поболтаем с моряками, выпьем по кружке-другой доброго эля…
— Поздно, — ответил Брэндон. — Представление начинается, и ты должен знать, что с этой минуты все двери заперты на замок.
— Тогда мне, пожалуй, нужно выпить еще, — проворчал Джесон, знаком подзывая слугу с подносом.
— Не нужно. Это неправда, что алкоголь примиряет нас со всем миром и делает мужчин сильнее, а женщин податливее. На самом деле все как раз наоборот.
— Шутишь, — неуверенно протянул Джесон.
— Смотри, не говори потом, что тебя не предупреждали.
Джесон задумчиво посмотрел на ухмыляющегося Брэндона, решил, что тот разыгрывает его, но все же на всякий случай отослал лакея, так и не взяв с подноса бренди. Затем он повернул голову и сосредоточил все свое внимание на помосте, стоящем в середине зала.
По рядам зрителей пробежал шепот, и на помосте появился сам Берти Сэквилл, сорокалетний владелец этого дома, такой же ухоженный и мягкий, как кресла и диваны, на которых уютно разместились его гости. Он подошел к краю помоста и начал говорить, потирая от удовольствия свои короткие пухлые ручки:
— Правила, принятые в этом доме, таковы: после представления каждый из гостей имеет право уйти или остаться.
Его слова потонули в свисте и аплодисментах. Берти помахал рукой, требуя тишины, и продолжил:
— Если вы решите остаться, помните, что все слуги будут удалены из дома.
— Это сделано для того, чтобы женщины не гонялись за лакеями, — негромко проговорил Брэндон, наклоняясь к уху Джесона. — И не то чтобы слуги возражали против этого, просто джентльменов нужно обслуживать в первую очередь.
Джентльмен в годах, сидевший справа от Брэндона и слышавший его слова, вдруг заерзал и нервно спросил:
— А как же горничные? Их что, тоже уберут из дома? Но это же…
— Горничные — это отдельный разговор, — ответил Брэндон, медленно поворачивая голову.
— И все-таки, уберут их или нет? — продолжал сгорать от нетерпения пожилой джентльмен.
— Их в этом доме вообще не держат, — со вздохом пояснил Брэндон. — Прислуга здесь исключительно мужская.