Таким образом, в течение десяти лет он обзавелся довольно обширным послужным списком, в котором числились кража со взломом, грабеж, мошенничество, злостное хулиганство, незаконные валютные операции и несколько недоказанных убийств, два из которых он действительно совершил, насчет одного сомневался, поскольку дело происходило по пьяной лавочке, а еще три на него пытался повесить один хмурый опер с Петровки. Особым умом Смык не отличался, но и того, что у него было, хватило, чтобы сообразить: рано или поздно все это кончится либо гибелью в пьяной драке, либо сроком, после которого Смык выйдет на свободу развалиной. Смык относился к такой перспективе философски: чему быть, того не миновать. Даже самые богатые и уважаемые люди частенько гибнут глупо, как бьющаяся о радиатор автомобиля мошкара. Взять, к примеру, английскую принцессу Диану или тех тузов, которых в последнее время начали пачками мочить в Питере. Ведь всю жизнь старались, учились, добивались чего-то, строили далеко идущие планы… А теперь что? Закопали то, что от них осталось, в землю. Вот и вся их карьера. От судьбы не уйдешь, как ни брыкайся.
Руководствуясь этой нехитрой философией, Смык жил как живется, пока не ухитрился загнать себя в такой угол, выхода из которого не было. Он задолжал огромные деньги людям, которые не прощали долгов и не знали слова “отсрочка”. Счетчик, который они включили, не просто тикал, а буквально стрекотал, как счетчик Гейгера в самом центре ядерного взрыва. Смык мало-помалу смирился с неизбежным и уже приготовился удариться в бега – не потому, что рассчитывал скрыться от кредиторов, а просто потому, что сидеть на месте и ждать пера в бок было выше сил. Но тут удача повернулась к нему лицом.
Произошло это, конечно же, совсем не так, как виделось порой Смыку в горячечных снах, где он откапывал золотые клады и находил в придорожных кустах туго набитые долларами кейсы. Просто вдруг откуда ни возьмись явились добрые люди, которые взяли Смыка под крыло, оплатили его долги, более или менее обласкали и приставили к вполне легальному делу – крутить баранку и помалкивать в тряпочку.
Смык в существование добрых людей не верил. Если человек выглядит добрым, значит, либо он полный болван, либо ему это выгодно. Новые хозяева Смыка дураками не выглядели, и Смык ни секунды не заблуждался по поводу своего “спасения”: богатеньким дядям понадобился верный и молчаливый человек для грязной работы. Смык ничего не имел против – по крайней мере, пока. Выбирать ему не приходилось, поскольку его купили со всеми потрохами, и свободы выбора у него теперь осталось не больше, чем у приобретенного в хозяйственном магазине ершика для чистки унитазов – сиди и жди, когда тебя схватят за задницу и начнут совать башкой в дерьмо…
Но платили ему, по крайней мере, сносно, да и работа была, что называется, не пыльная. Обязанностью Смыка было водить новенькую “Волгу” – куда скажут и когда скажут – и не совать нос в хозяйские дела. Хозяев он возил редко, в основном работал на подхвате: сгонять за водкой, доставить на дачу девочек, отвезти посылочку или, наоборот, получить…
Постепенно Смык начал ощущать себя почти что полноценным членом общества. Работа у него была вполне легальная, и даже вечно небритый и злой, как цепной пес, знакомый опер с Петровки перестал при каждой встрече качать права и требовать информации. Фирма, на которую работал Смык, занималась строительством и, судя по тому, как выглядел офис, процветала. Хозяйский бизнес тоже был легальным, и Смык никак не мог взять в толк, зачем хозяевам понадобился такой кадр, как он. Неужели они все-таки были идиотами и спасли его задницу от верной смерти из этого, как его.., христианского милосердия? В это верилось с трудом, и Смык утешал себя тем, что настоящая работа у него впереди. Вести в России легальный бизнес и не пересекаться при этом с братвой невозможно.