Тусклая лампочка — двадцать пять свечей, не более, — была спрятана в углубление кирпичной стены и закрыта металлической решеткой. В камере царил полумрак. Ни нар, ни другого вида лежаков в узком помещении не было. Видимо, начальство зиндана считало подобные вещи излишеством, без которого заключенные в состоянии обойтись. И они обходились.
Некоторое время Андрей стоял у двери, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку, который вонял застарелыми запахами вокзального сортира. Наконец он разглядел в дальнем в углу двух человек. Один из них сидел на полу, держался правой рукой за левое плечо и негромко постанывал. Второй стоял рядом, прислонившись к стене в позе, которая не оставляла сомнений в серьезном настрое ее принявшего. Но скорее всего она извещала не о стремлении к нападению, а о готовности к защите.
— Сен кым? — по-туркменски спросил Андрея стоявший у стены. — Ты кто?
— Теперь и сам не знаю, — также по-туркменски ответил Андрей. — Все время считал себя человеком, а сегодня сказали, что обезьяна — маймун…
— Ты русский? Как зовут?
— Андрей.
— Я Мурад.
— Что с ним? — спросил Андрей и показал на сидевшего в углу.
— Это Дурды. Мой брат. Эти шакалы сломали ему руку.
— Давай посмотрим, что с рукой, — Андрей приблизился к сидевшему.
— Сильно болит? — спросил у него.
— Сильно, — сквозь зубы процедил тот и застонал. — У-у-у…
Андрею пришлось опуститься рядом на корточки. Он осторожно ощупал руку Дурды от локтя к плечу. Судя по распухшему и неестественно перекошенному плечевому суставу, у Дурды был вывих. С травмами такого рода Андрей уже сталкивался. Один раз плечо вывихнул рабочий, упавший с площадки буровой вышки. В другой это произошло с его другом, когда тот опрокинулся вместе с автомобилем. В обоих случаях суставы вправляли врачи, но Андрей ассистировал и хорошо запомнил, каких действий от костоправа требуют подобные ситуации.
— Слушай, — сказал Андрей, — тебе надо помочь.
— Ты доктор? — спросил Дурды, на миг перестав постанывать.
— Почти. Слесарь-гинеколог.
— А-а, — протянул Мурад понимающе. — Это хорошо. Тогда помоги брату.
— Немного боюсь.
— Почему? — спросил Мурад.
— Ему будет очень больно. Он заорет, а ты подумаешь, что я собрался его убить…
— Мне и так больно, хуже не бывает, — сказал Дурды. — Очень больно. Лечи. Буду терпеть.
Андрей осторожно ощупал его плечо.
— Плохо, Дурды. Как это тебя угораздило?
— Собака Огыз, — ответил за него Мурад. — Этот здоровый охранник.
Андрей улыбнулся: объяснение звучало забавно. Огыз значит бык. «Собака Бык» — просто здорово. Вроде немецкого «швайнехунд» — свиная собака. И оба определения, подумал Андрей, хорошо походили к бугаю-мордовороту, который втолкнул его в этот подвал.
Сустав Андрей вправил достаточно просто. Дурды не закричал: он просто отключился, выпав на миг вообще из всех ощущений. Его положили на пол, похлопали по щекам.
— Где я? — спросил Дурды, когда открыл глаза.
— Лежи, все в порядке, — успокоил его брат и тут же обратился к Андрею. — Я не спрашиваю, за что тебя сюда бросили. Все равно не скажешь правду. Но за что бы ты ни оказался в этой яме, спасибо тебе за помощь.
— Почему не скажу? Мне скрывать нечего. Я назвал президента кутакбаши. А значит, я изменник, враг народа и террорист.
— Какой же ты враг? — Мурад засмеялся. — Просто наш президент так велик, что ты дотянулся взглядом лишь до его колен или чуть выше.
— Ладно, Мурад, философия нам не поможет. Нужны другие решения.
— Какие? Подумал? — спросил Мурад. — Что думаешь делать?
— А что делают заключенные во всех тюрьмах? Пытаются сбежать.
— Хорошо сказал, — Дурды, все еще лежавший на полу, приподнял голову. — Только разве это можно сделать?
— Очень можно, — Мурад говорил о побеге как о деле решенном. — Войдет охранник, его надо убить. Взять оружие, выйти и убить остальных. Они свиньи, не жалко.
— Может, не стоит? — высказал сомнение Андрей.
— Может, не стоит, — без малейшего сопротивления согласился Мурад и тут же жестко, стараясь подавить любую возможность возражений со стороны Андрея, добавил: — Но очень нужно. — А чтобы русский не объяснил для себя его настойчивость неоправданной кровожадностью, пояснил: — Если эти шакалы останутся живы, моему брату — конец. Тебе тоже. Мне — обязательно.
— Все, — сказал Андрей. — Это мы решили. Теперь надо договориться, как будем действовать.
— Убивать буду я, — объявил Мурад.
— Почему? — спросил Андрей. Брать на себя убийство не хотелось, но испуг показывать тоже не стоило.
— Убивать змею нельзя доверять даже другу, его рука может дрогнуть.
— Хоп, — сказал Андрей. — Забито.
Вместе с Мурадом они обошли камеру, выбрали места, откуда удобнее всего напасть на охранника, и главное — сумели отделить из основания стены ослабленный сыростью кусок камня.
Дурды, следивший за их приготовлениями, заметил:
— Вы только не зарывайтесь. Он будет сопротивляться и может сильно поддать.
— В драке халву не раздают, — успокоил брата Мурад. — Мы к колючкам готовы. Прорвемся.
— Я знаю, — согласился Дурды. — Даже коза до Мекки дойдет, если волк не съест.
Волк их не съел. Облегчило задачу то, что Огыз по натуре был пиен — завзятый пьяница и, когда ввалился в камеру, еле держался на ногах.
— Смотри, — сказал Мурад, — он пьянее водки. Вот хорошо!
— Берем? — спросил Андрей.
Мурад кивнул.
Стражник остановился у входа и поманил пальцем Андрея:
— Иди сюда, кафир. Пойдем учиться.
— Зачем? — спросил Андрей. — Я и так все знаю.
Он заводил Огыза, заставляя того отойти от двери. И тот действительно размахнулся дубинкой и сделал шаг вперед:
— Ты еще говорить смеешь!
Мурад скользнул вдоль стены и оказался за спиной бугая. Удар каменной глыбой по бритой голове оказался настолько сильным, что глыба в руке Мурада развалилась на две части.
Огыз качнулся, на мгновение застыл на месте и рухнул на пол лицом вниз.
Андрей подскочил к нему, вытащил из сжатых пальцев дубинку, вынул из кобуры пистолет, взял с пола наручники.
— Как он?
— Готов, — ответил Андрей. — Мертвее камня.
Дурды сделал жест омовения, проведя ладонями по щекам, и гнусаво пропел:
— Аллахума гфир ля-ху, Аллахума саббит ху! — Аллах прости его, Аллах укрепи его.
Андрей узнал слова молитвы, произносимой после погребения покойника, и заметил:
— Надо было сказать шайтану: забери его, он твой.
— Я бы сказал, но просить у шайтана услуги грешно. Аллах сам решит, куда деть эту морду.
— Все, пошли, — сказал Мурад и протянул руку к Андрею. — Дай мне дубинку. Я иду первым.
Мурад медленно поднимался по щербатым и грязным ступеням. За ним, стараясь держаться к нему как можно ближе, шел Андрей.
У открытой двери в караульное помещение Мурад остановился. Прижался к стене, прислушался.
Охранники резались в нарды. Двое играли, один болел то за одного, то за другого. Он громко хлопал в ладоши, объявлял очки, выпадавшие на костях, и весело комментировал ходы, то и дело охая и ахая.
Мурад осторожно заглянул в караулку. Сизый сигаретный дым плавал там под тусклой лампочкой.
Игроки сидели за столом, а пирамида с автоматами стояла у правой стены на расстоянии двух шагов от входа.
Обернувшись к Андрею, Мурад показал ему на пальцах: трое. Потом ткнул себя в грудь и поднял указательный палец — я первый. Сделал жест, будто брал оружие.
Андрей кивнул, обозначив готовность.
Мурад поднял три пальца левой руки и стал их по одному загибать. Раз! Два! Три! Влетев в караулку, он со всего маху ударил дубинкой по затылку охранника, сидевшего к нему спиной. Широкоплечий детина ткнулся носом в игровую доску.
Мурад запрыгнул на стол и ударил второго игрока по макушке. Тот вместе со стулом с грохотом рухнул на пол.
Андрей метнулся вправо к оружейной стойке. Четыре автомата с потертыми ложами и без штыков, но снаряженные магазинами, стояли ровным рядом.