Сердце у нее забилось чаще – но, в конце концов, много ли найдется женщин, способных, не дрогнув, взглянуть в лицо палачу? Мэри с привычной ловкостью налила вторую чашку.
Ведь он, вполне возможно, ее не узнает. Она слишком изменилась с тех пор. Скромный чепец экономки скрывал ее белокурые локоны. На смену юношеской пылкости пришла солидная рассудительность. Она подавила в себе душевные порывы, ставшие причиной постигшей ее трагедии. В этом, как ни в чем другом, проявлялось различие между юной, полной надежд девушкой, какой она некогда была, и благоразумной серьезной женщиной, какой она стала теперь.
И тут он спокойно произнес:
– А я вас помню.
Она застыла на месте, на секунду как бы потеряв сознание. Горячая красноватая жидкость переполнила края хрупкой фарфоровой чашки и вылилась на блюдце, а с него – на поднос.
Леди Валери тихонько вскрикнула, и Мэри мгновенно овладела собой. Она поставила чайник и потянулась за полотенцем, которое у нее всегда было при себе.
Хорошую экономку нельзя застать врасплох.
Собирая полотенцем потоки на подносе, она мысленно порадовалась, что не закричала, не упала в обморок и даже не изменилась в лице. Немалое достижение для женщины, ожидающей предъявления обвинения и ареста. Как все-таки помогают собраться все эти милые вещи: чайник, поднос, полотенце.
Когда у тебя есть четкая обязанность, поневоле не станешь биться в истерике.
Он отхлебнул из чашки, пристально за ней наблюдая.
– Вы дочь Чарльза Фэрчайлда.
Ожидавшая чего-то несравненно более драматичного, Мэри была озадачена столь лаконичным заявлением. Она вопросительно взглянула на лорда Уитфилда.
– Чарльза Фэрчайлда…
Мэри неловко коснулась пальцем серебряного чайника и вздрогнула от внезапного сильного ожога. Она с трудом удержалась, чтобы не взять палец в рот и ослабить резкую боль.
Опытная экономка не показывает свои чувства.
– А ну-ка, – схватив ее за кисть, он решительно окунул ее пальцы в молочник со сливками. – Молоко помогает от ожога.
Когда ее пальцы погрузились в прохладные сливки, Мэри попыталась представить, что бы сделала в подобных обстоятельствах хорошая экономка. Но на этот раз придумать ничего не удалось. Но не могла же она держать пальцы в молочнике. Это неприлично.
Однако гость сдавил ее руку как кандалами, и сопротивляться она не могла. Это было бы совсем уж непристойно. Положение было весьма сомнительное, если не сказать глупое.
Поэтому оставалось одно – оставить все как есть. Она стояла неподвижно, не сводя глаз с его руки, сжимавшей ее кисть, и думала, ну почему ей было суждено судьбой снова увидеть эту руку и этого человека.
Казалось бы, это совершенно невероятно, но вид у него был еще более угрожающий, чем десять лет назад. Искусно сшитый фрак облегал его мускулистые плечи. Длинные темные волосы с уже заметной проседью были гладко зачесаны назад и перевязаны простой лентой. Этот стиль прически еще сильнее подчеркивал жесткие складки у рта, придавая дополнительную суровость его лицу.
– Господи, Себастьян, я уже сказала ей, что мы знаем, кто она, и хорошо сделала. – В голосе леди Валери прозвучал легкий упрек. – Ты ее напугал до полусмерти.
– Это я от неожиданности, миледи, не принимайте во внимание, – сказала Мэри насколько могла спокойным тоном. – У вас такая напористая манера, лорд Уитфилд. Немного обескураживает.
Лорд Уитфилд слегка приподнял брови, как будто удивившись ее обвинению, но легкая насмешливая улыбка говорила Мэри яснее всяких слов, что ей не удалось его провести.
– Это только потому, что мною движет безудержное любопытство, мисс Фэрчайлд.
Что он мог запомнить из тех давних событий, думала она, похолодев.
– Оно и видно. Ты натворил Бог знает что. Правда, сегодня ты ведешь себя более чем странно. – Леди Валери слегка поморщилась. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я теперь налила себе в чай эти сливки?
– Ничего страшного. У нее совершенно чистые руки. – Приподняв за кисть руку Мэри, лорд Уитфилд тщательно вытер ее своим платком.
– Ну как, вам ведь лучше, не так ли? Отличное средство!
Мэри ужасно не хотелось в этом признаваться, но боль действительно прошла.
– Да, благодарю вас, сэр. – Ей захотелось отодвинуться от него подальше. Он стоял нестерпимо близко, задевая ногой ее юбки, тесня ее, так что ей было нечем дышать. Наверное, поэтому она ощущала слабую боль в груди и спазм в горле.
Ей не хотелось задавать этот вопрос, но без него не обойтись. Она перевела дыхание и вступила в игру.
– Разве мы встречались раньше? – осторожно проговорила она.
– Я знал вашего отца.
Таким образом, он избежал прямого ответа на ее вопрос, и Мэри почувствовала, что выдержка начинает ей изменять. Неужели он вправду не узнал ее или просто играет с ней, как кот с мышью? Ей хотелось прочитать его мысли, и в то же время она опасалась их узнать. Ей хотелось расспросить его, и в то же время она боялась его ответов. Игра становилась слишком опасной, если это вообще была игра. Странно и необъяснимо.
Как хорошо было бы убежать!
Она жаждала одного – выбраться из этой комнаты. Любым способом, только поскорее.
– Если можно, я схожу на кухню за другим подносом.
– Нет, нельзя. Сядьте и расскажите мне, что вы делаете в Шотландии.
Его низкий мягкий голос вызвал в ней давно забытые чувства, но Мэри и виду не подала. Она так и продолжала стоять, безвольно свесив одну руку и предоставив ему возиться с другой.
– Вы бы лучше сели, дитя мое, – сказала леди Валери. – От Себастьяна так легко не отделаешься.
Лорд Уитфилд бросил скомканный платок на поднос, где он тут же пропитался разлитым чаем. Мэри устремила взгляд на кресло, стоявшее в отдалении в самом темном углу, но лорд Уитфилд указал ей на кресло у камина.
– Нет, моя милая, сядьте сюда, – голос его звучал немного насмешливо.
Жесткий, как кираса, корсет, слава Богу, не давал ей согнуться и поникнуть под этим пристрастным допросом, а постоянная упорная борьба с собой позволяла ей держаться прямо, как стрела, не прикасаясь к спинке кресла.
Увидев, как леди Валери веером прикрывает улыбку, Мэри совсем пала духом. Что они затеяли?
– Смотрите на меня, – приказал лорд Уитфилд. – Я хочу видеть ваше лицо.
Вся беда в том, что ей тоже придется видеть его лицо. Но хорошая экономка всегда старается ублаготворить гостей.
Подняв голову, Мэри взглянула ему прямо в лицо. Главное – не дать ему запугать себя. Она находилась в невыгодном положении: он стоял, а она сидела, он мог пристально наблюдать за ней, когда ей хотелось бы стать невидимкой; заслонив собой свечи и огонь камина, он одним своим присутствием разом лишил ее тепла и света.
– Да, вы и в самом деле дочь Чарльза Фэрчайлда, – сказал он с явным удовлетворением. – У вас такой же взгляд – только он никогда так холодно ни на кого не смотрел. Где вы этому научились?
Возможные ответы на этот вопрос промелькнули у нее в голове, один резче другого. С каким удовольствием она выкрикнула бы ему в лицо что-нибудь дерзкое, но она промолчала.
Лорд Уитфилд, видимо, догадался. Голос его смягчился.
– Хотите послать меня к черту, правда? Ничего не выйдет. Вы экономка, а положение обязывает. Как прикажете вас теперь называть?
Самым учтивым тоном, на который была способна, Мэри отвечала:
– Мэри Фэрчайлд, к вашим услугам.
– Мисс Джиневра Мэри Фэрчайлд, так будет вернее, – поправил лорд Уитфилд. – Ведь вы все еще «мисс»? Вы не вышли замуж, чтобы избавиться от ваших обременительных обязанностей?
– Они вовсе не обременительны, – Мэри улыбнулась в сторону леди Валери. – Я считаю за честь, и я благодарна…
Но леди Валери перебила ее.
– Я, кажется, запретила вам употреблять это слово. Вам не за что меня благодарить.
– В таком случае, могу я сказать, что ценю вашу доброту? – все так же улыбаясь, спросила Мэри.
– Вы отплатили мне с лихвой.
За заострившимся носом, отяжелевшими веками и поблекшей кожей Мэри все еще могла различить красоту, которой леди Валери в былое время блистала в лондонском обществе.