Полковник, сунув руку в карман пиджака и с хрустом сломав в пальцах ворованный карандаш, нашел определение: недееспособность силовых структур России. Кому нужен беспомощный офицер – носильщик «дипломатов» с деньгами? Он в этом свете даже не порученец.
Николай подумал, что ему сломают жизнь. Вот если бы он был холостой…
И все, о чем он подумал за пару коротких минут, можно было прочесть в мутноватых глазах генерала Латынина: «Хочешь этого – прекратим разговор. Если нет – начнем обсуждать детали предстоящей работы».
– Если вы согласны, я п-продолжу выполнять приказы, – несмело предложил Гришин. Он заикался, а эту фразу вообще выговорил с трудом.
– Нет, Николай Григорьевич, так не пойдет. Действуй самостоятельно. Но кое-какие рекомендации я тебе дам. Вспоминай свои чеченские похождения, – акцентировал генерал, – когда передавал деньги, в чью банду. Проверяй, какая из них уничтожена на сегодняшний день. Эти чеченцы – пунктуальные ублюдки, компромат обычно хранят в тайниках, порой вместе с оружием. Есть шанс добраться до них. Плохо, если они попадут в руки военных во время зачистки: армейские спецназовцы частенько передают любые записи и видеоматериал своему начальству. Где-где, а в ГРУ тебе нельзя светить свою физиономию. Задницы из военной разведки умеют использовать компромат в своих целях.
Латынин, немного помолчав, продолжил в том же тоне:
– Вспоминай и о том, какой отдел ты возглавляешь, каким опытом обладаешь. Действуй, у тебя есть минимум полтора месяца. Я думаю, у Кесарева нет ни одной кассеты с выкупом заложника. И слабо верю в закономерность, что существуют еще две записи с твоим участием. А если таковые есть, они, надеюсь, в тайниках и схронах в горной части Чечни. Кесареву непросто будет заполучить их, его бородатые товарищи сами приберегут компру на случай поторговаться. Понимаешь, о чем говорю?
– Да, – кивнул Гришин. ФСБ крайне тщательно ищет по всей Чечне схроны той или иной банды, где, возможно, хранятся видеосекреты. Все кассеты изымаются и тщательно фильтруются. Что-то в качестве доказательств становится достоянием гласности, что-то превращается в материал с грифом «совершенно секретно», а то, что называется компроматом, – уничтожается.
Как были уничтожены (и Николай не сомневался в этом) видеокассеты с его – и только с его участием, хранившиеся в архиве ФСБ, дабы исключить любую утечку секретного материала; охотников за «грифами» на Лубянке день ото дня становилось все больше. Причем уничтожили кассеты лишь после выступления по ТВ Синиченко и Дроновского. Последнему наверняка дали еще раз посмотреть материал, который на фоне его «правдивого» выступления в эфире еще раз указывал бывшему пленнику его место в этой грязной игре. Схожей обработке подверглись и его товарищи по несчастью – журналисты Ржанов и Васнецов. И все они шли теперь в одной упряжке: оторвется один, но в пропасть свалятся вместе.
– Так что у тебя есть шанс, – продолжал Латынин. – Упустишь его, и на суде Кесарев через своих адвокатов предоставит видеоматериал. Он раздует грандиозный скандал. Он намекнет на наш опыт. Сняли же этого сукина сына – я говорю про Мовлади Удугова – в июне 1996 года с розыска! Вспомнили о занимаемой им должности в правительстве Чечни. И чтобы еще раз не пришлось вспоминать о подобном, делай все возможное и невозможное, Николай.
Гришин удрученно покивал на весьма не рядовое замечание шефа о деньгах. На оперативно-розыскные мероприятия генерал-майор Латынин пообещал сто пятьдесят тысяч долларов. Небольшая сумма, годившаяся разве что на поощрение главного поисковика и козла отпущения в одном лице, Николая Гришина. Ему придется использовать редко дающие сбои методы, состоящие на вооружении отдела специальных программ, включать и на полную мощь задействовать связи, агентурные сети и отдельных агентов, которые отчего-то всегда требуют денег. Словом, полностью реализовывать программу нетрадиционной борьбы с оргпреступностью.
Но что-то недосказанное в беседе с генералом тревожило Николая. Генерал-майор «дерзал надеяться», что у Кесарева нет видеоматериала о выкупе заложников, а вдруг таковой есть?
На вопрос подчиненного Латынин ответил легко:
– Он бы не упустил шанс опубликовать материал. Обвинения, выдвинутые против Кесарева, в равной степени бьют и по ФСБ. Не может такая организация, как наша, требовать выдачи преступника, если вместе с ним совершала эти преступления. Минюст Франции, узнай он об этом, тотчас отменит свое решение о выдаче. Все, для Кесарева эта проблема решена раз и навсегда. И он до конца жизни останется гостем Парижа. Ему даже дадут ключи от города.
– Вам ли не знать Кесарева? Он всеми силами постарается оставить при себе этот козырь, отбившись мелочевкой. Где гарантии, что мы оставим его в п-покое? Допустим, уберем мы его, но останутся преданные ему люди. Они и выбросят видеокомпромат.
– Лишившись покровителя? – усмехнулся с превосходством Латынин. – Они будут мыслить примерно так: если убрали такое влиятельное лицо, то уж их устранить – плевое дело. Они – это кодла из «Русского пути», других СМИ Кесарев лишился навсегда. И вообще, где ты видел журналиста, работающего без поддержки? Такого любой мент, участковый сожрет с потрохами. Что делает собака, оставшись одна? Правильно – ищет другого хозяина. Или сдыхает от голода. Комалеев сдох; и пусть окружение Кесарева подумает, случайно ли. Это тебе мой ответ.
А вообще, Латынин сразу понял подоплеку вопроса подчиненного. По большому счету Гришин хотел верить, точнее, быть уверенным в том, что Кесарев располагает компроматом. В этом случае работа Гришина по поиску остальных кассет виделась мартышкиным трудом, становилась бесполезной тратой времени. К чему в таком случае Гришину нагружать себя? С другой стороны, за отсутствием этой работы полковник становился крайним. Так что для него чем больше работы на этом фронте, тем лучше и спокойнее.
– Последнее, наверное, – сказал генерал, вставая из-за стола и гася настольную лампу. – Кесарев не знает, что кассета попала к нам в руки. Эджумян сделал все, что мог. Кассета была без наклеек, без указания фирмы-производителя. На ее место он положил другую, позаимствованную у начальника армейской разведки Шатойской комендатуры. Одним словом, пленка пострадала, просмотру и восстановлению не подлежит. Я не стал вдаваться в подробности, но Михаил сказал, что лопнули банки с какими-то соленьями и кассета хорошо промариновалась – соль и уксус, которым можно склеивать концы пленки, сделали свое дело. Главное, она осталась на месте, оперативники ее искали, но не нашли. Когда Кесареву доложат, он успокоится. Эджумян предоставил тебе фору в несколько дней, воспользуйся ею.
9
Два дня спустя
Чернявых гостей генерала Латынина, одетых в гражданское, Гришин видел впервые. Один, лет под сорок, представился полковником Давладзе, второй, на пять-шесть лет младше, ни звания своего, ни фамилии не назвал. Скорее всего майор, домыслил Николай, пожимая руку Давиду, предложившему называть его Дато.
«Дато так Дато», – равнодушно согласился Гришин, кивнув четвертому в этом кабинете, начальнику следственного отдела Аникееву.
Видимо, Латынин, сидевший по обыкновению в рубашке с расстегнутым воротом, долго беседовал с гостями, на что Николая натолкнула реплика генерала:
– Николай Григорьевич, тебя включили в состав оперативной группы. Вы с полковником Аникеевым представляете наше ведомство, офицеры Министерства госбезопасности Грузии – свое. Тема – передача грузинской стороне подозреваемых в причастности ко взрывам во Владикавказе, Ставрополье и Ингушетии.
– О ком идет речь конкретно? – напрягся Гришин. Он точно знал, кто ведет дело по диверсионной группе, состав которой был не только интернациональным, – главенствующую роль в группе подрывников занимали два офицера из госбезопасности Грузии, российский специалист-пиротехник и выпускник диверсионной школы Хаттаба – чеченец по национальности.