Между тем объясняться с мужем Людмила не намеревалась. В его отсутствие она постепенно осознала, что студент сельскохозяйственного техникума с голубыми, как небо, глазами едва не сломал ей жизнь. Спасла ее только поддержка родной семьи: добрая и отзывчивая Елена Трофимовна, строгий, но справедливый Михаил Иванович, Валентина, старшая сестра, охотно подчинявшаяся младшей ее на полтора года Людмиле. Прочие жители районного города: одноклассники, учителя, соседи, друзья, знакомые — выступили в неприглядной роли. Они всеми силами старались показать ученице девятого «А» класса, какой безнравственный, даже отвратительный поступок она совершила, вступив в добрачные половые отношения с мужчиной, да еще в столь раннем возрасте.
Хорошо, что у отца в Киеве нашлись влиятельные друзья. Те, кто без жалости рубал беляков на полях Гражданской войны, помнили друг о друге и трогательно, со всей теплотой души поддерживали своих. Он попросил их о помощи, и они отозвались немедленно. Теперь затхлому белоцерковскому мещанскому мирку торжествовать недолго. Они уезжают в столицу Украины и больше сюда не вернутся никогда, ни при каких условиях.
А он, внезапный ее избранник? Чем он лучше здешних обывателей? Он много говорил о любви, но не любил. Зато ловко использовал подходящий момент для удовлетворения собственной похоти и обманул свою неопытную юную подругу. Ведь тогда она верила ему беззаветно. Нынче в ее сердце нет ни злобы, ни ненависти к Алексею Павличенко. Только — пустота. И надежда, что в будущем она не повторит нелепой ошибки…
Глава вторая. СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ
Ближе к вечеру понедельника Людмила вместе с Моржиком вернулась в Киев. Сын ехал в поезде, не выпуская из рук красивую игрушечную пожарную машинку, которую подарил ему отец прямо на вокзале. Впрочем, их прощание прошло коротко и по-деловому. Павличенко-старший убеждал Ростислава хорошо учиться, не шалить, слушаться маму. Павличенко-младший, глядя на то, как пассажиры торопливо загружают в вагон чемоданы, в знак согласия кивал головой и невнятно бормотал: «Ладно!», «Постараюсь!», «Обещаю!».
Белая Церковь не была для Моржика родным городом — он вырос в Киеве. Семью своего отца, несмотря на старания Ядвиги Томашевны, он тоже не воспринимал как родню — слишком редко их видел. Огромную любовь и безграничное уважение он испытывал к Людмиле. Далее, по убывающей шла тетя Валя и бабушка Лена. Михаила Ивановича, обычно одетого в военную униформу со скрипучей кожаной портупеей и кобурой пистолета на боку, он побаивался. Хотя дед никогда его не ругал и не наказывал, наоборот — только баловал. Но стоило майору НКВД нахмурить брови, как в доме Беловых наступала тишина, и любая его просьба, произнесенная тихим, спокойным голосом, моментально исполнялась…
До ужина Ростислав возился с отцовским подарком: «тушил пожары» в коридоре и большой комнате. Потом бросил яркую вещицу в коробку с другими игрушками и пошел на кухню. В его домашние обязанности входила помощь бабушке. Он накрывал стол скатертью, ставил тарелки, раскладывал ложки, вилки, ножи и накрахмаленные салфетки.
Ужин у Беловых походил на некий ритуал. Все члены семьи, одетые парадно, собирались за столом, сервированным по правилам этикета, который строго соблюдала Елена Трофимовна, дочь потомственного дворянина. Вечерний прием пищи проходил в молчании. Но после него появлялся самовар, чайный сервиз из мейсенского фарфора и наступало время задушевных разговоров, оживленного обсуждения новостей, текущих дел и ближайших планов. Так получалось потому, что тесная дружба и полное взаимопонимание тут связывали три поколения: отца и мать, родившихся в конце XIX столетия, в благополучной еще царской России, двух их дочерей, появившихся на свет в военное и предреволюционное лихолетье, и подростка, их внука, сына, племянника, не ведающего пока ни забот, ни бед, ни огорчений. Взрослые искренне желали, чтоб его жизнь прошло безоблачно и успешно.
Но, кажется, тучи уже сгущались.
Михаил Иванович, по роду службы посвященный в детали, простым смертным неизвестные, все чаще заговаривал об этом за столом.
— Будучи сейчас в Белой Церкви, ты подала заявление на развод? — задал он вопрос Людмиле.
— Увы, не успела.
— Отчего?
— Алексей приехал к родителям только в субботу вечером. ЗАГС уже не работал.
— Надо, надо поторопиться, — Белов задумчиво помешивал ложкой чай в тонкой крутобокой чашке.
— Но, папуля, время-то еще есть, — ответила она.
— Пришли кое-какие инструкции из Москвы. Для внутреннего, так сказать, пользования. Разглашать их я не имею права. Но вывод сделал бы определенный.
— Какой? — Люда посмотрела на отца.
— Война с Германией неизбежна.
— А договор о ненападении, подписанный с немцами?
— Не более чем уловка вероломного фашистского агрессора.
— Да это все равно, папа! — она беспечно махнула рукой. — Воевать мы будем на чужой территории. Так сказал нарком обороны товарищ Ворошилов на торжественном собрании общественности в Москве 23 февраля, в день юбилея нашей непобедимой и легендарной армии.
— Детка, война — вещь совершенно непредсказуемая. Мало ли, какие обстоятельства возникнут. Так что разведись с Павличенко официально, сделай новый паспорт. Зачем нам их дурацкая фамилия теперь, когда прошло столько лет…
Любящий и заботливый отец, Михаил Иванович сделал все возможное, чтобы происшествие в вишневом саду не легло темным пятном на судьбу его младшей дочери. Брак состоялся. Однако дальнейшее поведение Алексея Павличенко разочаровало Белова. Выпускник сельскохозяйственного техникума не захотел стать опорой Людмилы в трудной жизненной ситуации, а предпочел наблюдать со стороны, как молодая супруга из нее выбирается.
В Киеве Люда по совету отца поступила на завод «Арсенал». Взяли ее сначала разнорабочей, потом перевели в ученицы токаря, а через полгода присвоили рабочий разряд токаря-станочника. В анкете у нее появилась соответствующая запись «из рабочих», и это было важно для внучки потомственных дворян, хотя и только по материнской линии. Кроме этого, Людмила начала учиться в десятом классе вечерней школы и закончила ее, получив аттестат о среднем образовании. На 21-м году жизни она стала студенткой: с отличием сдала вступительные экзамены на исторический факультет Киевского университета. Поздновато, конечно. Сокурсницы Людмилы были младше ее. Правда, кое-кто из парней, уже отслуживших срочную в армии, — старше. Но с ними она не сближалась, не дружила…
Да, пожалуй, отец прав.
Столько лет прошло, столько разных событий случилось. Но, бывало, она вспоминала о бурном школьном романе. Любовь была. Но в воспоминаниях жила только горечь. Теперь Люда ощущала его как вериги, не дающие кающемуся грешнику воспарить над прошлым, раз и навсегда признать эту страницу своей жизни перевернутой. Сжав чайную ложку в кулаке, она сидела молча. В комнате, залитой мягким светом лампы под зеленым абажуром, наступила тишина. Моржик, обычно чувствовавший настроение матери, вздохнул и положил ей на тарелку кусочек бисквита:
— Мам, попробуй. Очень вкусно.
— Спасибо, сынок, — она погладила Ростислава по белокурым волосам. — Ты заботишься обо мне.
— Я тебя люблю и всегда буду заботиться…
Елена Трофимовна, следившая за вечерней беседой, решила вмешаться и перевести разговор в более нейтральное русло. Темы для обсуждения у нее имелись. Во-первых, назревал переезд семьи из Киева на дачу под Борисполем. Во-вторых, Валентина получила очередной отпуск — она трудилась на том же «Арсенале» — и пока не решила, как его использовать. В-третьих, Людмила через два дня уезжала в Одессу на практику. Там ей предстояло месяц работать в государственной научной библиотеке, собирая материал для дипломной работы. Тема диплома звучала весьма актуально: «Богдан Хмельницкий и Переяславская Рада в 1654 году. Присоединение Украины к России».
— Мам, возьми меня с собой в Одессу, — начал канючить Моржик.