– Я веду?! – Она захлебнулась возмущением. – Я пришла, а вы обнимаетесь! Голые!
– Ну, положим, голый был только я, – пробормотал Верлецкий, и в ту же секунду Григорьев бросился на него.
Никто и пикнуть не успел, как два по-вечернему наряженных тела сцепились не на жизнь, а на смерть, образовав один большой черно-белый организм с двумя галстуками. Поведением это чудище напоминало озверевшего медведя – шаталось туда-сюда, ревело и перекатывалось от стены к стене. Правда, время от времени оно еще и материлось, и тогда обе тетки визжали так, будто им на ноги лили кипяток.
Вероника тоже не пожелала оставаться в стороне, подскочила к Инге и, сжав кулак, собралась было засветить ей в глаз, но тут уж вмешалась Таисия. Она схватила Веронику за волосы и дернула на себя. Та начала заваливаться назад и сбила с ног подскочившую Надю. На помощь Наде бросился ее муж Илья, но двигавшийся мимо клубок дерущихся на ходу зацепил его и поглотил безвозвратно. Теперь у него было три галстука и шесть рук. Двигаясь по комнате, клубок опрокинул пару стульев, сорвал и сжевал занавеску, свалил журнальный столик и торшер, превратив абажур в кусок гнутой проволоки и в лохмотья.
Взъерошенная Вероника не успокоилась... Она начала серьезную охоту за Ингой и в конце концов загнала ее в ванную комнату, где та заперлась на задвижку. Некоторое время за дверью сильно топали, а потом постучала Таисия и велела Инге выходить.
Та с опаской ступила в комнату и обнаружила там живописную группу. Анфиса и Марфа сидели на диване, сложив ручки на коленях. Между ними, зажатая в клещи, располагалась усмиренная Вероника. Илья Хомутов прикладывал платок к разбитой губе, а Григорьев и Верлецкий, оба похожие черт знает на что, да еще и мокрые к тому же, стояли друг против друга по разным сторонам комнаты и шумно дышали. Возле двери замер Стас Еремин с пустой бутылкой из-под газировки. Вероятно, он поливал их, словно правительственные войска разгулявшихся демонстрантов, и добился-таки успеха.
– У нас тут день рождения или гусарская пьянка?! – возмущенно воскликнул Хомутов и в сердцах отбросил платок.
Надин муж родился красивым, но килограммов пятнадцать лишнего веса, придавившие эту красоту, заставляли ее тужиться из последних сил. Кроме того, к таким хорошо вылепленным, но пресным лицам быстро привыкаешь.
– Объясни ему все! – не терпящим возражений тоном велела Таисия, обращаясь к Инге и имея в виду Григорьева.
Инга посмотрела на своего без пяти минут мужа, глаза которого налились кровью, и покорно сказала:
– Я пошла к Марфе полить цветы, а он стоял голый посреди комнаты.
– Да пустяк, в сущности! – дернул плечом Вердецкий. – Она ввалилась, а я как раз переодевался. Со всяким может случиться.
– Вы обнимались, – любезным тоном напомнила с дивана Вероника, и ее алый рот сжался в крохотную розочку.
– Я наступила на его ботинки, – уныло добавила Инга, которой совсем не нравилось оправдываться в присутствии такого количества людей, – и потеряла равновесие.
– А я всего лишь поддержал ее, чтобы она не расшиблась, – закончил Верлецкий беззаботным тоном.
– Ты заплатил ей деньги, – тявкнула Вероника с дивана.
– Откуда ты знаешь? – ехидно поинтересовался он. – Ты ведь рыдала в ванной!
Григорьев снова задышал, как локомотив, и умная Надя предложила:
– Давайте наконец сядем за стол.
Все с энтузиазмом согласились и в знак примирения усадили Ингу между Григорьевым и Верлецким.
Последний немедленно наклонился к ней и сказал:
– Я вас не узнал. Вчера вы выглядели иначе!
– Вы тоже запомнились мне совсем другим, – процедила она.
– Зачем вы взяли у меня двести рублей, вы же директор турагентства?
– Хотите, чтобы я вернула их вам прямо сейчас?
– Не наклоняйтесь ко мне так близко, – потребовал он. – Вы окончательно рассорите меня с девушкой моей мечты.
– Если вы всю жизнь мечтали о такой истеричке, я вам сочувствую.
– Сочувствуйте на расстоянии.
– Вы сами сели ко мне под локоть!
– Меня сюда загнали ваши взволнованные родственники.
– Перестаньте болтать, а то мой жених снова начистит вам морду.
– Вряд ли. Он выглядит нездоровым.
Григорьев и в самом деле спал с лица. С Ингой он не разговаривал и даже не подкладывал ей на тарелку салатик из крабов, который она очень любила.
Теперь, когда Анфиса отбыла в свое самое долгое путешествие, вспоминать о том, как он себя вел, Григорьеву было стыдно.
– Я не знал, что драка так расстроит тетку, – виновато пробормотал он.
– А вот мне кажется, что это был просто отвлекающий маневр, – неожиданно сказала Марфа. К ее лицу прилила кровь, и она стала похожа на спелую вишню.
– Что это вы имеете в виду? – заинтересовалась Таисия, не пожелавшая оставить в покое версию убийства.
– Ну... Кто-то задумал отравить Анфису этими таблетками. Надо было подстроить так, чтобы она их приняла в принципе. А уж доза... Может, ей поднесли водички, в которой растворили лишние пилюли... Или... Ну... не знаю что.
– Надо было подстроить так, чтобы она их приняла! – патетически повторил Илья Хомутов и погрозил Марфе пальцем. – А вы хитренькая! Намекаете, что кто-то из нас, мужчин, специально затеял драку, чтобы расстроить Анфису и получить повод отравить ее таблетками?
– А что? Вы все отлично знаете, что, когда Анфиса расстраивается, она всегда пьет эти свои пилюли. То есть пила, – спохватилась Марфа и хлюпнула носом.
– Выходит, вы думаете, – не сдавался Хомутов, – что или Борис, или я, или ваш племянник – кто-нибудь из нас – прикончил Анфису?
Марфа блеснула глазками, уютно устроившимися в складках щек, и коротко ответила:
– Да.
– Марфа! – пискнула сконфуженная Инга.
– Борик, ты запросто мог от нее избавиться, – мрачно сказала Марфа, ни на кого не глядя.
– Я?! – Григорьев привстал с места. Лицо его позеленело. – На кой черт мне это понадобилось?!
– А вот и понадобилось, – закивала Таисия. – Я давно сказала Инге про квартиру. Ваша тетка, Борис, откровенно сожалела, что уехала из Москвы. И если бы она захотела вернуться...
– Какая чушь! – воскликнул Григорьев. – Вы же сами слышали, она делилась с нами своими матримониальными планами. Она не собиралась возвращаться. Наоборот – хотела еще раз выйти замуж.
– Да-да, я помню. В Америку.
Сидя за праздничным столом, Анфиса действительно размечталась о следующем замужестве.
– Продам дом в Больших Будках, – разглагольствовала она, – и схожу замуж еще раз. Только теперь за границу, лучше всего – в Штаты. Поеду на какую-нибудь ферму обихаживать старого ковбоя. Американцам нужны работящие женщины, а я еще – ого-го! – похвасталась она. – То самое брачное агентство, которое устроило мою судьбу в первый раз, обещало и во второй не подкачать.
Григорьев снисходительно улыбался, и Анфиса принялась агитировать свою подругу Марфу последовать ее примеру.
– Соглашайся, Марфуша! – наседала она. – Продашь свою квартиру, положишь деньги в банк и будешь чувствовать себя не какой-то там бесприданницей, а дамой пусть и с небольшими, но собственными средствами.
– А что? – Марфа раскраснелась, представив, как она варит не избалованному разносолами ковбою красный украинский борщ, а тот ест и нахваливает по-американски: «Great!» – Идея интересная. Твое брачное агентство мной займется?
– О чем разговор!
– Да-да, – встрял Верлецкий, ласково похлопав Марфу по сдобной ручке. – Только, когда отправишься заполнять анкету, не забудь указать, что у тебя радикулит, остеопороз и катаракта.
– Кроме того, дорогие тетушки, – рассмеялся Григорьев, – мы будем по вас скучать. Америка-то на краю света!
– Ничего, Борик. Пока я все оформлю, еще надоем тебе!
Надоесть, впрочем, она никому так и не успела.
Вероника, в задумчивости крутившая ложечку в чашке, неожиданно вспомнила:
– Судя по словам Анфисы, она собиралась остаться в этой квартире, До тех пор, пока брачное агентство не найдет ей... хм... ковбоя.