– Это натовское обозначение. Сами русские назвали ее просто РС-20.
– Ну, не важно. Майя, вероятно, были менее скромными.
– Но вы же сказали, что они не могли создать ничего настолько опасного?
– Конечно, не могли. Но верили, что могут – с помощью всяких мистических ритуалов и всего такого. Полагаю, разочарование результатами было жестоким. Может быть, "ужас, ужас" означает не страшные последствия применения супероружия, а как раз наоборот – то, что из затеи, на которую возлагалась последняя надежда, ничего не вышло. Хотя, возможно, эти таблички были специально подброшены врагам, чтобы напугать их.
– А отчего же тогда погибла цивилизация майя?
– Видимо, от того, от чего считалось и раньше. Упадок, вызванный гражданской войной, наложился на трудности неурожайных лет…
– А что это за "утонувшая вещь"?
– Не знаю. Возможно, та штука, которую они конструировали, находится под водой. Или находилась – прошло одиннадцать с половиной веков, не забывайте.
– А предметы, которые вы нашли, не были под водой?
– Насколько я могу судить, нет. В помещении, где мы их откопали, нет признаков, что оно когда-то было затоплено. Судя по всему, туда даже дождевая вода не проникала.
– Как именно выглядят предметы? Кроме табличек?
– Их всего пять. Четыре размерами около четырех дюймов и один – больше фута. Три маленьких – это статуэтки: золотой человек со скрещенными руками и ногами, серебряный ягуар и нефритовая улитка. Четвертый – кусок горного хрусталя, явно тщательно обработанный, но не похожий на что-либо узнаваемое. Квинсли предположил, что это тоже могла быть статуэтка, от которой откололи куски, но мне так не кажется. Все же разрушение оставляет другие следы, чем резец мастера.
– У майя были абстракционисты?
– Нет, – улыбнулся Джонс. – Пройдись древний майя по галерее современного искусства, он был бы в неменьшем недоумении, чем мы, когда смотрели на эту штуку. В том-то и дело, что все изображения майя, даже весьма причудливые на взгляд современного человека, имели вполне конкретный смысл.
– А большой предмет?
– Еще более странная вещь. Мы не знаем, из чего он сделан. Какой-то сплав, очень прочный и неподверженный коррозии. Точнее можно будет сказать только после лабораторного анализа. Цвет – абсолютно черный. Могу с уверенностью сказать, что находок из такого материала прежде не было. Надеюсь, что Маркус убедил бандитов не выбрасывать эту штуку – она все-таки тяжелая и притом не похожа на драгоценность, с точки зрения безграмотных наркоторговцев, разумеется… По форме это четырехгранная пирамида, из основания которой торчит тонкий цилиндр, точнее, слегка расширяющийся конус. В целом все это напоминает гротескный наконечник копья с куском древка. Жаль, что наши фотокамеры тоже остались у бандитов… Грани пирамиды покрыты какими-то рельефными значками, непохожими ни на одну известную нам систему символов. Некоторые напоминают символы с Фестского диска, который нашли на Крите и не могут расшифровать уже больше ста лет – но, возможно, это чисто случайное сходство. Может быть, это просто орнамент. Хотя обычно орнаменты все же имеют более регулярный характер.
– А в табличках что-нибудь об этом сказано?
– Как я уже говорил, мы не успели прочитать их до конца. Но там несколько раз фигурируют выражения "тот, что открывает" и "те, что говорят". Квинсли предположил, что первое относится к черной пирамиде, а второе – к фигуркам. Возможно, пирамида – это какой-то ключ, и знаки на ее поверхности играют ту же роль, что и бородки на наших металлических ключах.
– А фигурки?
– Не знаю, – пожал плечами Джонс. – В мифологической традиции, конечно, говорить может не только человек, но и ягуар – один из центральных, кстати, образов в майянской культуре, и даже улитка. Но с бесформенным куском горного хрусталя такой эпитет плохо сочетается. Можно предположить, что на самом деле "говорящими" названы только три статуэтки, а четвертый предмет – нечто совершенно отдельное. Для чего они нужны, опять-таки трудно понять. Видимо, как-то связаны с тем самым абсолютным оружием.
– Но они – это не оно само?
– Нет, конечно же, – широко улыбнулся археолог. – Вряд ли даже жрецы майя верили, что простые статуэтки из довольно ценных, но все же не раз применявшихся в майянской культуре материалов могут обладать смертоносной силой адских демонов. Я держал их в руках и могу засвидетельствовать – они мало чем отличаются от других подобных изделий. Надеюсь, когда мы доберемся до святилища, картина станет яснее.
– Хочу напомнить вам, док, что мы – спасательная команда, а не археологическая партия. Наша задача – отбить у террористов вашего друга и ваши находки, но не более чем. У меня нет приказа лезть в древние лабиринты, где неизвестно что может свалиться на голову, и, если этого не потребуют наши главные задачи, мои люди туда не пойдут. Я, разумеется, ни на одну секунду не верю в демонов индейской преисподней, но я слыхал, что в таких сооружениях бывают ловушки. К тому же тысячелетние конструкции иногда обрушиваются просто от старости. И вы туда тоже не пойдете. В другой раз – сколько угодно, но, пока я командую операцией, я отвечаю за всех, кто в ней участвует.
В первый миг Джонс, кажется, собирался бурно протестовать, но понял, что умнее будет не спорить. Тем более что первый пилот оповестил по внутренней связи о приближении к зоне высадки. Спецназовцы зашевелились, в последний раз проверяя снаряжение, надевая шлемы и включая электронику костюмов. "Найт Хок" замедлил скорость; пилот высматривал подходящую площадку. Ни одна из скупых прогалин в сплошной чаще не показалась ему подходящей для безопасной посадки, так что высаживаться предстояло с воздуха. Вертолет завис над крошечной поляной, разгоняя взвихрившийся туман; из открывшихся по обоим бортам люков в ночную мглу вывалились, разматываясь, два троса. Блэкбеар и Биденмайер пристегнулись к ним карабинами и заскользили вниз; следующая пара уже пристегивалась, следующая – занимала очередь. Последними стофутовый спуск преодолели Брэддок и Джонс. Доктор уже несколько раз проделывал подобное во время тренировок, и все же явно нервничал, скользя куда-то во мрак, в то время, как злой ветер от грохочущего винта немилосердно хлестал его кожу и трепал одежду. Ударившись ботинками о мягкую землю, заросшую травой, он почувствовал себя куда спокойней.
"Пума-1, вокруг чисто", "Пума-2, подтверждаю" – звучали доклады в шлеме Брэддока. Полковник сообщил на вертолет, что высадка прошла по плану.
"Понял, Пума-лидер, возвращаюсь. Удачи вам!" – ответил пилот. Невидимая во тьме машина поднялась выше, развернулась и пошла на север. Вскоре рокочущий звук затих вдали.
Группа тем временем уже быстро шагала сквозь заросли, стремясь оказаться подальше от места высадки. Прозрачные забрала шлемов были опущены; туда проецировалась картинка с приборов ночного видения, маленькие стрелочки, указывавшие каждому члену отряда направления на остальных, а также ключевые показатели состояния окружающей среды. В активном режиме оружия специальная насадка на стволе выводила сюда же перекрестие прицела, скорректированное по дистанции с помощью лазерного дальномера. Сейчас индикаторы температуры показывали +11 по Цельсию (после очередного утрясания внутринатовских стандартов в армии, наконец, была введена метрическая система – впрочем, в авиации по-прежнему оставалась британская, что порою приводило к неприятным казусам).
– Свежо тут, однако, – заметил Глебски. – И не скажешь, что тропики.
– Зима все-таки, – откликнулся Джонс; он был облачен в такой же "умный комбинезон" и шлем, но ранец у него был заметно полегче, чем у солдат, а вооружение состояло из одного лишь пистолета. – Ночью в эту пору здесь и холоднее бывает. Ничего, днем будет все 25, если не выше.
Откуда-то спереди-слева донесся треск веток. Стволы штурмовых винтовок моментально развернулись в ту сторону. Индикаторы шлемов отобразили приземистое мутное пятно, движущееся среди деревьев.