– Покайся в своем грехе! Ты же знаешь, что так будет лучше для тебя.
Можно обмануть его: сказать, что ей снилось совсем другое. Вдруг он поверит?
И тут в ее сердце вспыхнул гнев. Лгать? Нет, она не станет лгать. Онa ни в чем не провинилась. И наказание это незаслуженное...
– Вы не правы! Это всего лишь сон! – Голос ее дрогнул от возмущения. – Разве может сон считаться грехом?
– Ну вот опять! – пробормотал он. – Снова глаза твои сверкают. Столько лет я стараюсь изо всех сил, а ты так плохо усваиваешь преподанные мною уроки. Притворяешься послушной и покорной, а потом наступает миг, когда свойственные тебе дерзость и гордость снова поднимают голову, как змеи, готовые ужалить.
– Я не грешила! – упрямо повторила Кейт.
Неужели Себастьян думает, что она не понимает разницы? Грех – это когда ей хочется изо всех сил пнуть его по тощим, цыплячьим ногам или выдрать клок из его седых волос. Или то чувство, которое она испытывает, когда Марта отпускает какое-нибудь злобное замечание в ее адрес. Кейт всегда осознает, что в такие минуты ее и в самом деле одолевают грешные мысли. Но при чем тут сны?
– Я уже объяснял тебе, – терпеливо проговорил Себастьян. – Когда ты засыпаешь, душа твоя обретает свободу и летит, куда ее влечет порок… – Он наклонился к ней еще ближе. В глазах его вспыхнул фанатичный огонь.
– Ты зачата во грехе! И потому душа твоя грешна изначально. Тебя носила в своем чреве величайшая из блудниц. И только с моей помощью ты можешь спастись от мук ада. Кайся! Тебе снилась русалка?
Дух сопротивления вдруг оставил Кейт. «Может быть, и в самом деле дурно отрицать это», – подумала она устало.
– Да.
Он вздохнул с некоторым облегчением:
– Хорошо. Теперь нам надо понять, что послужило поводом, толчком... к греховным мыслям...
Его взгляд застыл на ее лице:
– Что ты делала сегодня?
– Занималась, как обычно, с учителем Гивсом. Помогала мадам делать свечи...
– И все?
Кейт закусила нижнюю губу.
– Когда я закончила все свои дела, поехала покататься на Вороном.
– А! В деревню!
– Нет, в лес.
Воспоминания сами собой нахлынули на нее, неся покой и радость, которые она переживала сегодня, ощущая запах влажной после недавнего дождя земли, гладкие упругие мышцы коня, бархатистость его кожи под ладонью, когда она гладила Bopoнoгo, ведя на водопой к ручью.
– С кем ты разговаривала по дороге?
– Ни с кем.
Она встретила устремленный на нее взгляд Себастьяна и вспыхнула от негодования.
– Вы знаете, что я не обманываю. Да и кто бы осмелился заговорить со мной после того, что вы им наговорили...
– Значит, сама по себе езда верхом на лошади... – нахмурился он. – Мне никогда не нравилась эта затея. У таких – слабых духом – людей, как ты, подобная свобода развивает порочные наклонности. И пробуждает всякого рода...
Кейт испугалась. Неужели он отберет у нее Вороного? Все что угодно, но только не это.
– Нет! Вы не можете так поступить. Леди будет недовольна. Она хотела, чтобы я стала хорошей наездницей.
– Опять она упрямится? – спросила появившаяся в дверях Марта. – Я ведь говорила тебе: характер у девочки портится с каждым днем.
Марта подошла к Себастьяну и, не выпуская из рук хлыст, попросила:
– Позволь мне поучить ее. Она сразу поймет, чего от нее добиваются.
Себастьян покачал головой.
– Сколько раз тебе повторять. Это моя обязанность, мой тяжкий долг. Можешь идти спать.
Жена удивленно посмотрела на него:
– Ты не хочешь, чтобы я осталась здесь?
– Иди спать...
Кейт удивилась не меньше Марты. Наказание уже превратилось в ритуал, и Марта с жадным наслаждением следила за малейшим проявлением слабости или боли, которое появлялось на лице Кейт.
– Я хочу остаться, – возразила женщина.