Никакие суеверия Тилли ее не остановят — ее вообще ничто не остановит!
— Я пойду туда сегодня вечером!
— Ты никуда не ходить. А будешь кричать — твой мама встанет с постель, выйдет сюда и сам об этом скажет!
Аметист боязливо покосилась на дверь в спальню и продолжила уже более сдержанно, но с прежним упрямством:
— Тилли, я не нуждаюсь в советах и знаю сама, что мне делать! Необходимо раздобыть для мамы хорошей еды — ей мало тех фруктов, на которых мы живем в последнее время… Если еды не будет, она просто… просто не поправится так быстро, как нам бы хотелось!
Горькие слезы, стоявшие в широко распахнутых фиалковых глазах, и дрогнувший от растерянности детский голос мигом растопили сердце Тилли, однако она и виду не подала.
— Ты сидеть дома!
— Нет!
— Аметист!
Услышав этот слабый голос, раздавшийся из спальни, девочка моментально взяла себя в руки и ласково откликнулась:
— Да, мама?
— Милая, ты не могла бы на минуту подойти?
Не тратя времени на ответ, девочка опрометью помчалась к матери. Тилли смотрела ей вслед, грустно качая головой.
— Этот ребенок гонять меня в гроб… — пробормотала мулатка, и на ее выразительном лице тревога и боль смешались с трогательной гордостью за такую чудесную девочку.
Тилли Суон была дочерью белого плантатора и чернокожей рабыни и по законам Ямайки считалась свободной женщиной. Три года назад, когда артисты только начинали работать в Кингстоне, она нанялась к ним служанкой. На их счастье, островитяне успели соскучиться по культурным развлечениям, и небольшая труппа могла себе позволить содержать служанку, готовившую им еду, занимавшуюся уборкой и стиркой и выполнявшую многие мелкие поручения. Добродушная и чуткая, Тилли с особенной заботой относилась к слабой здоровьем Мэриан Грир и всем сердцем привязалась к ее маленькой дочурке. Она без конца восхищалась преданностью и стойкостью этой удивительной малышки, готовой бросить вызов всему свету.
— Он — дитя моей души… — прошептала Тилли в тишине пустой комнаты.
Стройная и гибкая как тростинка, Аметист росла очень милым ребенком, и Тилли любовалась ею с материнской гордостью, следя за тем, как медленно, но верно расцветает ее утонченная красота. Уже сейчас Аметист поражала окружающих врожденными изяществом и грацией. Верная Тилли разрывалась между гордостью за свою маленькую подопечную и тревогой за ее будущее.
Для острова наступили тяжкие времена. Англия, стремясь наказать бунтовавшие колонии, наложила запрет на торговлю с ними, и в итоге это гораздо больнее ударило по законопослушной, покорной Ямайке, чем по воевавшим с метрополией мятежникам. Поставки продуктов с континента практически прекратились, цены выросли во много раз, и рабы на плантациях буквально вымирали от голода. Необычайно жестокий ураган разорил все посевы сахарного тростника, а заодно с ними и те участки земли, что должны были обеспечить нужды островитян. На острове процветала контрабанда, но английские канонерки постоянно топили суда тех немногих отчаянных сорвиголов, что были готовы пойти на любой риск ради баснословной прибыли. Власти объявили их вне закона и назначили награду за их поимку, однако благодарные островитяне почитали этих людей как национальных героев.
— Но Тилли не такой дура, — приговаривала мулатка, склонившись над корытом со стиркой. — Простой человек нипочем не ходить мимо канонерка! Этот капитан… он обеа! Он становиться невидимка и ходить мимо часовой…
Ее размышления нарушил легкий шелест — это Аметист вышла из спальни.
— Тилли, маме показалось, что мы с тобой ссоримся… — Девочка заставила себя поднять голову и смиренно заглянула мулатке в лицо.