Он окинул взглядом ее лицо и обнаженную шею, вызвав у Кэрин впечатление, что готовится предпринять что-то очень дерзкое.
— Простите, но это окончательное решение, — затаив дыхание, вымолвила она.
— Решение жизни и смерти.
Он явно смеялся над ней, и Кэрин подозревала, что ее лицо и шея покраснели больше, чем следовало бы.
— Я хочу быть независимой, — добавила она, чтобы закрепить свой приговор.
— Это сильные слова, Кэрин. — Он отвернулся от нее. — Но, все же, ты вернула мне веру в вечную инженю.
— Как мило!
От его добродушного подшучивания в ее душе назревал гнев.
— О, какой сарказм, малышка! — Его взгляд был холоден. — Ты хочешь посмотреть, ты бы хотела потрогать, но не осмеливаешься, — насмешливо протянул он.
— Вы бы осмелились на все! — отрезала Кэрин, сама не узнавая свой голос. — Простите, что отняла у вас время.
Он преодолел разделявшее их расстояние и навис над ней всем своим огромным ростом.
— Кэрин, ангел мой, в тебе просто говорит невероятное женское стремление оставить за собой последнее слово, — отчетливо произнес он. — А теперь беги, или я проявлю слабость и схвачу тебя за твою прелестную шейку!
Кэрин в испуге взвизгнула.
— Беги, — довольно ровно повторил он.
Кэрин решительно смотрела на него, его топазовые глаза блестели, а зрачки расширились от возбуждения.
Гай бросил на нее быстрый взгляд.
— Ни слезинки раскаяния, непредсказуемое дитя?
Кэрин какое-то мгновение молчала, потеряв дар речи.
— Я, никоим образом, не раскаиваюсь в своей неблагодарности, — наконец, сказала она.
— Ни слова больше, котенок, — мягко произнес Гай, блеск его глаз не предвещал ничего хорошего. — Сопротивляться своим порывам можно только до поры до времени.
— Я бы могла остаться и не поддаться вашим запугиваниям, — заставила себя произнести Кэрин, превозмогая страх.
— В таком случае, у меня нет другого выбора, — сказал Гай, крепко схватив ее за плечо.
С бешеной силой Кэрин вырвалась из его рук и выскочила из кабинета, хлопнув дверью. Слезы предательски подступали к ее глазам, слезы ярости. Этот обмен любезностями с Гаем совершенно вымотал ее, и все же она твердо решила, что не даст ему взять над собой верх.
Глава четвертая
Кэрин с волнением готовилась к предстоящему вечеру. В слове «бал» была какая-то вечная магия. Она стоически отказалась взглянуть в гардеробной на ряды умопомрачительных туалетов с ярлыками мельбурнских кутюрье. У нее было сильное искушение схватить одно из платьев из шифона, цвета осенних листьев, но она подавила его. Это значило бы, признать свое полное поражение, а разве она не поклялась, что справится со всеми трудностями собственными силами?
Она в раздумье подошла к туалетному столику, перебирая свои вещи. Ее ничто не привлекало. Если бы шифоновое платье принадлежало ей, она выглядела бы совершенно бесподобно, по крайней мере, один раз в жизни она имеет право выглядеть бесподобно? Ну, разве нет? Кэрин изнемогала в безнадежной борьбе с характерной для каждой женщины невозможностью спокойно видеть красивую одежду. Она пошла в гардеробную, взяла длинное вечернее платье, приложила его к себе, лениво покрутилась перед зеркалом, внимательно глядя на свое отражение. Она обратила внимание на цвет очаровательного платья, сшитого по последней моде. Надо было это предвидеть! Он, безусловно, знал, что делал, подвергая ее угрызениям совести. Она ходила взад и вперед в мечтательно-романтическом настроении.
«Вот это — настоящая я», — блаженствуя, подумала она. Но все это мечты! Надо быть сильной! Овладев собой, Кэрин повесила платье обратно и взяла свое единственное белое вечернее платье из тафты с муаровой отделкой. Она надела его в первый и последний раз на ежегодное вручение премий в школе святой Хильды. Ну что ж, в этом нет ничего плохого, пока не попадаешь в избранное общество семьи Эмбер. Она приняла ванну, вдыхая аромат дорогого мыла и солей для ванн. Тетя Патриция выделила ей все это в достаточных количествах. Одетая в белое платье из тафты, с темными волосами, причесанными блестящим колоколом, она выглядела тем, кем и была на самом деле: молодой девушкой в скромном вечернем платье, похоже, что первым в ее жизни. Разумеется, так оно и было! После некоторого колебания, Кэрин надела жемчужное ожерелье матери, стараясь выглядеть понаряднее. Она отступила перед зеркалом, чтобы бросить на себя последний взгляд, и, полностью неудовлетворенная, опустила уголки губ. Вероятно, окончательный приговор вынесет тетушка Патриция. Никто на балу и не посмотрит на нее, тем более, что там будет уйма изысканных красавиц!
У центральных дверей, Кэрин встретила Гая Эмбера, выходящего из погреба. Она кинулась было под лестницу, но поздно. Заметив ее, он высокомерно взметнул брови, и с нарочито важным видом подошел к ней.
— Великий Боже! Кем же тебя считать? Школьницей, пытающейся избежать выступления в концерте?
Кэрин высоко подняла голову, и глаза ее сверкнули.
— Несправедливо и немилосердно. По-моему, я выгляжу очень мило, просто, непритязательно, но мило!
Гай оценивающе оглядел ее с головы до ног.
— Дорогая моя Кэрин, слова «мило» и «просто» к тебе не подходят! Но платье, безусловно, непритязательно. В самом деле, не слишком вдаваясь в детали, скажу, что оно ужасно!
— Благодарю вас. Я знала, что вы не одобрите. — Кэрин отошла от него; тогда Гай, схватив ее за запястье, повел туда, откуда она только что вышла.
— Может быть, вы скажете, что вы делаете? — Ее юбка развевалась, когда она пыталась не отставать от него. — Добавлю, что вы сжимаете мою руку, словно в тисках!
Гай ослабил хватку и посмотрел на ее блестящие темные волосы, безупречную линию щек.
— Я просто даю тебе шанс отдать себе должное, Кэрин.
— Отдать вам должное, хотели вы сказать?
— Если хочешь, хотя это может быть одно и то же!
Гай быстро шел по длинному коридору, пока они не достигли комнаты Кэрин. Он открыл дверь и ласковым движением втолкнул ее. Кэрин безвольно стояла посредине ковра цвета ржавчины и смотрела на него большими глазами.
— Вы, конечно, не намерены установить за мной личное наблюдение?
— А как мне еще узнать, что ты собираешься делать? — Он вошел в гардеробную и стал перебирать платья, которые висели там ровными рядами. — Сделает это тебя счастливой или нет, — сообщил он несколько приглушенным голосом, — я намерен довести дело до конца. Я же не могу допустить, чтобы ты скряжничала из-за своей глупой гордости.
— Из-за моей глупой гордости? — озадаченно повторила Кэрин, не глядя в сторону Гая.
— Вот это! — Он вернулся к ней, похлопав ее по щеке. — Примерь вот это, если уже не примерила. Черт возьми, я уверен, что ты в достаточной степени женщина, чтобы выглядеть красиво.
— И вы думаете, платье мне в этом поможет?
Гай оставил без внимания ее сарказм, пристально глядя на заливающуюся краской матовую щеку цвета слоновой кости.
— Поможет!
Кэрин выпорхнула из его рук, вошла в гардеробную и закрыла длинную дверь с зеркалом таким жестом, будто она умывает руки. Белое платье из тафты с муаровой отделкой соскользнуло на пол. Так оно ужасно, да? Кэрин кипела от бессильной злобы. На самом деле, оно вовсе не ужасно! Некоторые из учеников говорили, что оно им нравится. Она влезла в прекрасное расклешенное платье из шифона, отказываясь сначала признать свое преображение; потом рассмотрела себя в зеркале, приведя в порядок глубокий вырез и маленький драпированный корсаж. Она, еще никогда в жизни, не осмеливалась столь откровенно показывать свою кожу молочной белизны. Но, по крайней мере, это еще не так неприлично! Просто здесь этого может показаться недостаточно. Она толкнула дверь и быстро заговорила, чтобы скрыть свое смущение:
— Вам придется «молнию» закрепить на этом месте, большего я допустить не могу!
Она повернулась к нему гладкой спиной цвета слоновой кости, и он одним точным движением сделал все необходимое, а потом его руки ненадолго задержались на ее тонкой талии. В зеркале Кэрин увидела его глаза, и сердце ее лихорадочно забилось. Физическая привлекательность Гая была для нее своеобразной ловушкой. У них не было никаких оснований для дружбы. В действительности, они оба скользили по тонкому льду антагонизма.