— А ну волоки сюда.
Через минуту в шатер к Разину ввели человека.
Глянул Разин — вот это да! Атаман настоящий стоит перед Разиным. И даже внешне чем?то похож на Разина. Шапка с красным верхом на голове. Зеленые сапоги из сафьяна на ногах. Нарядный кафтан. Под кафтаном цветная рубаха. Глаза черные — черные, огнем горят.
— Чудеса! — произнес Степан Тимофеевич. — Так ты, выходит, Разин и есть?
Вошедший зарозовел, смутился. Даже глаза потупил.
— По правде, Степан Тимофеич, имя мое — Калязин.
— Казак?
— Нет. Мужицкого рода.
— Чудеса! — опять повторил Разин. Переглянулся с Титовым, вспомнил недавний его рассказ.
Ходил Титов с группой казаков куда?то под Шацк. Заночевал однажды в какой?то деревне. От мужиков и узнал, что объявился где?то под Шацком Степан Тимофеевич Разин. «Какой еще Разин? — подумал сотник. — Откуда тут Разин?»
— Разин, Разин, казак, с Дона он, — уверяли крестьяне.
Разыскал Титов того, кого крестьяне называли Разиным.
— Ты Разин? — спросил.
— Разин, Степан Тимофеевич.
Понял Титов, что это самозванец. Потянулся было за саблей. Хотел вгорячах рубануть. Однако на самосуд не решился.
Схватил он с казаками шацкого Разина и привез его к Р а зину настоящему.
Смотрит Разин на «Разина»:
— Волю людишкам дал?
— Дал.
— Работящих людей не трогал?
— Не трогал, отец — атаман.
— Народу служил с охотой?
— Ради него на господ и шел.
— Нужны атаманы, нужны, — проговорил Разин.
— Молодец! Ну что ж, ступай. Стал атаманом — ходи в атаманах. Желаешь — будь Разиным. Желаешь — Калягиным. Зовись хоть горшком, хоть ухватом. Не дело на имени держится. Имя на деле держится.
КРИКУН И КРАСАВЧИК
На одной из стоянок казак Мишка Бычок раздобыл петуха.
— Стянул?! — полезли к нему казаки.
— Нет, — озорно отвечает Мишка. — Мне бабка одна дала.
Однако все видят, что врет шельмец — стянул петуха, конечно.
Петух оказался особенный. Внешне очень неказист. В какой?то драке лишился перьев на шее. На одной лапе не хватает пальца.
Зато…
Петушиное племя вообще непривязчиво. А этот сразу привык к казаку. Ходил за Мишкой, словно телок за маткой. II если, бывало, с Бычком кто?нибудь заговорит, сразу на того сердится. Расправит крылья. Идет как воин. Спеши отойти, а то немедля разбойник клюнет.
Куры воду не очень любят. Сторонятся прудов и рек. А этот словно из утиного яйца народился. Даже, представьте, плавал. Мишка в воду — и он за ним. Мишка на струг — и петух тенью за Мишкой.
А главное, голос у петуха оказался на редкость звонким. Своим пронзительным криком будил он всех ни свет ни заря. Сердились вначале разинцы. Хотели крикуна придушить. Однако привыкли скоро. А привыкнув, даже полюбили. На поминал им крик петушиный родные донские станицы, далекие хаты, детей и баб.
Петух погиб неожиданно, но геройской смертью. Запомнился разницам этот день. Сидел петух на борту. День был жаркий. Палило солнце. Петька, прикрывши глаза, дремал. И вдруг привстал он на ноги, раскинул крылья и разразился особым каким?то криком. Глянули люди. Не поняли сразу. Потом разобрались. Вдоль борта ползла змея. Кто несмелый — тут же отпрянул. Другие схватились за сабли. Но Петька опередил. Налетел на гадюку. Клювом — по черепу. Пришиб он ползучую тварь.
Однако, видать, не до самой смерти. Ухитрилась гадюка ужалить его в шею. Успела смертью ответить на смерть.
Откуда на струге взялась змея? Сама заползла ли во время стоянки? Кто?то случайно с грузом ее занес? А может, был тут недобрый умысел, кто?то нарочно подбросил? Струг атаманский. Всякое может быть.
Грустили в тот день казаки. Словно что?то ушло родное.
Вскоре разинцы завели нового петуха. Но этот оказался неголосист. Воды как огня боялся. Всюду, паршивец, гадил. И хотя с виду красавцем был, однако только на суп годился.
Съели его казаки.
ТАК И ОСТАЛСЯ
Лазутка Дятлов роптал на Разина. Что бы Разин ни сделал, как бы ни поступил, выходило, со слов Лазутки, что сделал Степан Тимофеевич неверно, что как раз по — другому тут стоило поступить.
Когда в начале похода дал Разин команду идти на Астрахань, Дятлов сразу начал мутить людей:
— Зазря мы идем на Астрахань. Не туда атаман ведет. Напрасно тратим время. Нам бы сразу идти на Москву, на север. Там царь и главные силы дворянства сидят.
— Нет, верно, что раньше идем на юг, — отвечали Лазут- ке разинцы. — Прав Степан Тимофеевич. Астрахань сильная крепость. Нельзя, чтобы у похода осталась она за спиной, боярским ножом торчала. Если Астрахань будет нашей, вся Волга у нас в руках.
Когда в Царицыне Разин приказал чинить кремль, Дятлов и здесь, как петух, шумел:
— Да чего же его чинить! Город мы взяли. Зачем нам стены? Нет бы, бревна раздать на дрова людишкам.
— Эх, Лазутка, Лазутка, местом сидячим думаешь, — отвечали Дятлову разинцы. — Пока на Руси боярство, стены и нам нужны. Рано рушить валы и крепости. Правильно сделал Разин.
Тем, что Степан Тимофеевич дал команду равнять крестьян с казаками, Дятлов и вовсе был недоволен. Ходил среди казаков, кричал:
— Да как же так можно равнять казака с мужиком? Мужик отродясь холоп, казак с малолетства вольный. Как же так, меня и холопа в одну телегу!
— Нет твоей правды, нет, — отвечают Лазутке разинцы. — В том и великая сила похода, что равняет Степан Тимофеич людей. Оттого и прут к нему новые тысячи. Мужик ли, казак, горожанин — каждый для воли и счастья рожден на свет. Вот и выходит, что Разин прав.
Не унимался Дятлов:
— Не так, не так поступает Разин.
По любому поводу с осуждающим словом Лазутка лезет.
Ругал он Разина и за то, что очень крут атаман с теми, кто засыпал в дозорах:
— Не жалеет людишек Разин, не ценит казацкую кровь!
И за то, что, заметив склонность к спиртному, приказал
Степан Тимофеевич всыпать кнутов Гавриилу Копейке.
— Что же, выпить нельзя казаку?
И даже за то, что заставил Разин Гуся и Присевку заниматься грамотой.
— Зачем же мучить зазря казаков? Что мы — поповского роду — племени! Да я бы…
— Ты бы, — смеялись в ответ казаки.
Все знали, что Дятлов завидовал Разину. Лазутка и сам норовил в атаманы. Мечгал стать хотя бы сотником, хотя бы десятником.
Только не избирали люди почему?то его в атаманы. Даже в сотники, даже хотя бы в десятники. Был он Лазуткой, да так и остался.
ТРУБКА
Была у Разина трубка. Любимая. Из ясеня.
И вот обронил Степан Тимофеевич трубку. Стоял у борта на струге. Шлепнулась трубка в воду. Буль — и пошла на дно.
— Эка напасть! — ругнулся Степан Тимофеевич. — Примета к тому же недобрая.
Трубка досталась ему от отца. А отцу, говорят, от деда.
— Да мы ее враз! — тут же вызвались казаки.
Остановили разинцы струг. Разделись. И в воду. Ныряли, ныряли. Доставали до самого дна. А Волга — река не мелкая. Запыхались. Измучились. Нет атамановой трубки. ч — Весла в воду, — скомандовал Разин.
Так и осталась трубка на дне речном.
Погрустил, конечно, Степан Тимофеевич. Да что же делать. «Что с воза упало, то пропало» — не зря в народе так говорят.
И вот как?то явились к Разину три казака:
— Получай, батюшка — атаман!
Глянул Разин — трубка. Та самая, отцовская, дедова.
Не поверил вначале Степан Тимофеевич. Покрутил в руках, посмотрел. Вот и зарубка, вот и щербинка. Вот и кольцо из меди — на месте разъема.
— Она. Та самая. Ну и лешие! — произнес Разин. Посмотрел на казаков: — Да как вы ее? Откуда?!
Переступают с ноги на ногу казаки. Пожимают плечами.
Мол, гадай, атаман, как желаешь. Как достали — дело второе.
Главное — трубка есть.
— Спасибо, — сказал Степан Тимофеевич. Отпустил казаков с поклоном.
Отпустил, а сам снова за трубку. Получше ее рассмотрел и понял, что трубка не та. Та и не та. Схожа — тут спору нет.