— Оба! К стене!
Старик, а за ним и Егор послушно подошли к стене и стали к ней лицом. Старик уже начал было поднимать руки, но тут Михайла сказал:
— Гражданин обер—вахмистр, здесь.
— Да? К другой!
Старик и Егор перешли к другой стене и встали, опираясь на нее поднятыми руками.
— Давай! — приказал обер—вахмистр.
Пластуны, помогая себе ружьями, принялись отдирать доски, которыми была обшита стена… и на пол посыпались игрушки; новенькие, только что из—под ножа — лошадки, медведи, барыни, гусары. Пластуны топтали игрушки сапогами, рубили саблями — деловито, основательно, в полном молчании. Когда же все найденное было порублено в мелкий щеп, обер—вахмистр, кивнув на соседнюю стену, спросил:
— А там что?
Михайла отрицательно покачал головой.
— Ну что ж, — сказал обер—вахмистр, — и то хорошо. Эй, Селиван!
Старик отошел от стены. Один из пластунов заломил ему руки за спину, связал их веревкой, подтолкнул к двери… И, указав на Егора, спросил:
— А с этим как?
Селиван задержался у двери.
— Я этого малого знать не знаю, — сказал он. — Зашел; дай, говорит, погреться. Отпустите его!
— Сейчас, сейчас, — не стал спорить обер—вахмистр. — Обыскать!
Стоявший рядом с ним пластун залез Егору в карман полушубка, достал оттуда пистолет, рассмотрел, взял себе. Залез во второй… И подал обер—вахмистру медальон.
— Ого! — присвистнул обер—вахмистр. — Да это даже не игрушка! Тут за одно ношение, и то кандальная статья. Где взял?!
Егор молчал. Как так? Ведь медальон остался у старухи. Ведь он же отдавал…
— Молчишь? — недобро усмехнулся обер—вахмистр. — Ну ничего, потом заговоришь. Взять!
Егору тотчас заломили руки. А обер—вахмистр, оттолкнувши Селивана, вышел во двор, лениво повалился в розвальни, сказал:
— Миките быть за старшего!
Потом толкнул Михайлу в спину, приказал:
— Гони! — и вскоре скрылся за холмом.