Наивная плоть - Робертс Нора

.

Легко можно было представить себя в роли уверенного в себе, полного достоинства Гэри Купера, готового встретиться лицом к лицу с коварным, жаждущим мести гангстером.

Черт побери, подумала Дина, ведь Чикаго был ее городом. Это Анджела была здесь чужой.

По-видимому, именно так Анджела и представляла себе драматическую развязку – сыграть финальную сцену разоблачений в той самой студии, где они обе прошли свой путь, взбираясь по скользкой лестнице честолюбия. Но только теперь это была студия Дины, и за ее шоу зрители отдавали львиную долю своих голосов. Анджела уже ничего не могла с этим поделать, разве что поднять из могилы Элвиса Пресли и попросить его спеть для своей аудитории «Хартбрейк отель».

От этой картины на губах молодой женщины появилась тень улыбки, но на самом деле Дине было не до смеха. Анджела была достойным внимания противником. Все эти годы она пользовалась самыми разными методами, лишь бы ее ежедневное ток-шоу держалось на самом верху.

Неизвестно, какой камень спрятан у Анджелы за пазухой на этот раз, но только у нее все равно ничего не выйдет. Она недооценила Дину Рейнольдс. Анджела может нашептывать чужие секреты и грозить скандалом сколько влезет – что бы она ни говорила, ничто не заставит Дину изменить свои планы.

Но все же она до конца выслушает Анджелу. Дина думала, что даже сможет согласиться на компромисс – в последний раз. И предложить сопернице если не дружбу, то по меньшей мере осторожное перемирие. Маловероятно, чтобы после стольких лет вражды их отношения можно было как-то исправить, но в душе у Дины всегда теплился огонек надежды.

Во всяком случае пока.

Сосредоточившись на предстоящей встрече, Дина въехала на стоянку у здания Си-би-си. Днем здесь всегда было полно автомобилей. На них приезжали техники, редакторы, продюсеры, ведущие, секретарши, ученики. Днем Дину привозил, а потом забирал ее личный шофер. Внутри огромного белого здания все всегда спешили – кто на съемку последних новостей в семь утра, в полдень, в пять дня и десять вечера, кто на «Давайте готовить!» с Бобби Марксом, кто на «Взгляд изнутри» с Финном Райли, кто на самое популярное в стране шоу – «Час с Диной».

Но сейчас, в полночь, парковка была почти пуста. Здесь стояло всего с полдюжины машин, скорее всего дежурной группы, слонявшейся теперь без дела по студии новостей, карауля, не случилось ли где-нибудь в мире что-нибудь интересное. Может быть, даже надеясь, что новые войны не заставят себя ждать, вспыхнув еще до конца их дежурства.

Искренне желая быть сейчас где-нибудь в другом месте, все равно где. Дина припарковала машину и выключила мотор Еще мгновение она просто сидела, прислушиваясь к ночи, шуршанию машин слева на улице, гудению гигантского кондиционера, поддерживавшего постоянную прохладу как для людей, так и для дорогого оборудования Си-би-си. Ей нужно было совладать со своими сложными чувствами и натянутыми нервами до того, как она встретится лицом к лицу с Анджелой.

Нервное напряжение – совершенно нормальное состояние для той профессии, которую она сама себе выбрала. Ей приходилось работать, забывая о нервах или, точнее, несмотря на нервы. Она научилась контролировать собственное настроение особенно тогда, когда истерия все равно ничего не дала бы. Но другое дело – ее чувства, особенно такие сильные и противоречивые, как теперь. С чувствами все обстояло совершенно иначе. Даже после стольких лет было трудно забыть, что она когда-то так восхищалась, так уважала эту женщину… Так верила ей…

По собственному горькому опыту Дина знала, что Анджела была мастером игры с чужими эмоциями. Недостатком Дины, хоть многие считали это талантом, было то, что она не умела скрывать свои чувства. Они словно были написаны у нее на лице, понятные и очевидные для любого, кто не ленился прочитать. Все, что Дина чувствовала, отражалось в ее серых глазах, передавалось наклоном головы или движением губ. Некоторые говорили, что от этого она становилась неотразимой и опасной. Быстрым движением Дина повернула к себе зеркало заднего вида. Так и есть: в глазах искры раздражения, медленно закипавшее негодование, но и нескрываемое сожаление. Все-таки когда-то они с Анджелой были друзьями. Или почти друзьями.