— Я сейчас вытру. — Юлия Константиновна вспорхнула со стула и вернулась с салфеткой в руках. — Ничего страшного, — и она мило улыбнулась Вите.
— Извините, — сконфуженно пробормотал он.
— Да-а, — брякнул Губарев. — Простите, а сколько вы получаете в клинике?
— Шестьсот пятьдесят долларов. Неплохо, подумал Губарев. Совсем неплохо.
— Николай Дмитриевич все время индексировал зарплату своим сотрудникам. Нам не на что жаловаться.
— Юленька, — обратился он к ней. — Вы, как секретарь, должны хорошо знать привычки и характер Николая Дмитриевича. Скажите, пожалуйста, не было ли с ним каких-то перемен в последнее время? Не срывался ли он на вас?
— Николай Дмитриевич никогда ничего подобного себе не позволял. Но…
— Говорите, — встрепенулся Губарев, — все, что вам кажется незначительным, на самом деле может оказать помощь следствию.
— Мне показалось, что он был каким-то… озабоченным.
— Озабоченным?
— Да. Больше обычного.
— Ас чем это, по-вашему, было связано?
— Не знаю. Он не говорил.
— Отношения между вами были…
— Ничего личного.
— Понятно.
У Николая Дмитриевича была замечательная жена. А он — талантливейший хирург. Для меня было « честью работать с ним!
— Понятно, — повторил майор вторично. И тут он дико разозлился. На всех. Словно сговорившись, все они пели на один лад. Великолепный хирург, хороший руководитель, пекущийся о благе сотрудников. Прямо святой какой-то! А этого святого взяли и убили! За что-то. Наверное, за его святость!
— Ну а за что же его убили? Что вы думаете на этот счет?
— Ничего. — Юлия Константиновна выглядела спокойной и невозмутимой.
— Какие-нибудь мысли у вас есть по этому поводу? Вы же такая хорошая секретарша. С тремя языками. Только не говорите, что это сделал маньяк.
— Хорошо. Не буду. Но вы сильно нервничаете. И поэтому зря меня подкалываете. Сварить вам еще кофе? У меня пирожки есть!
Тут Губарев чуть не свалился со стула. Ему еще замечания делают! Но девчонка-то права! Господи, да от нее ничего не укроется. А владеет собой замечательно. Невозмутима, как сфинкс.
— Пожалуй! — пробормотал он и перевел взгляд на Витьку. Тот сидел, раскрыв рот. Как только Юлия Константиновна повернулась к ним спиной, Губарев прошептал Витьке: — Закрой рот, идиот!
— Вы сами не лучше, — огрызнулся Витька. — Сидите красный, как рак. Того гляди удар вас хватит.
— Ты еще грубишь мне? — зашипел разъяренный Губарев.
— Не грублю, а констатирую факт. Успокойтесь. У вас сейчас жилы на лбу лопнут.
— Правда? — испугался майор, щупая свой лоб руками.
— Правда. Знаете, сколько, по статистике, мужиков в вашем возрасте инфаркт получают?
— Статистика говорит, что много. Поэтому я сделала вам кофе без кофеина. — Юлия Константиновна стояла перед ними с подносом с двумя чашками кофе.
— Благодарю, — буркнул он. И, улучив момент, когда секретарша не могла его видеть, погрозил Витьке кулаком.
— Еще вопросы есть? — Безмятежная Юлия Константиновна сидела перед ним свежая, как майская роза. Ни следа огорчения или расстройства.
— Значит, в последнее время Лактионов был чем-то расстроен? — повторил майор.
— Озабочен, — поправила его секретарша.
— Озабочен, — повторил Губарев. Он чувствовал себя круглым дураком. — Ив чем причина?
— Вы уже задавали мне этот вопрос. Не знаю.
Губареву захотелось дать пинка Юлии Константиновне. Или наорать на нее. Или взять и хорошенько тряхнуть ее за плечи. Но он не сделал ни первого, ни второго, ни третьего. Он решил быть таким же невозмутимым, как она. В конце концов, надо всегда учиться у жизни и людей. Даже если в качестве учителя выступает сопливая девчонка!
— Вы что закончили?
— МГУ. Факультет психологии. Губарев закашлялся.