— Принести воды? — участливо спросила Юлия Константиновна.
Майор сделал отрицательный жест рукой.
— Сколько же вам лет?
— Вы думали: восемнадцать? Мне — двадцать четыре года.
Губарев призвал на помощь все свое хладнокровие. И бросил выразительный взгляд на Витьку: мол, помогай. Приди на выручку старому другу. Не брось в беде. А то эта соплюшка меня окончательно раздавит.
— Отношения в коллективе были хорошими? — пришел на помощь Витя.
— Мы все, как одна семья, — отчеканила Мисс Невозмутимость.
Что вы можете сказать о второй жене Лактионова? Лазарева говорит, что она несколько раз появлялась у вас в клинике.
— Дама истероидного типа. С неадекватным поведением.
— Да… — очухался Губарев. — А как проходил последний день Лактионова? Расскажите нам по порядку.
— Одну минуту.
Юлия Константиновна вновь проделала путь от стойки и обратно. Вернулась она с толстым ежедневником.
— На работу Николай Дмитриевич приехал в девять ноль-ноль. В девять тридцать началась планерка. В десять — подготовка к операции. В десять тридцать началась операция. В одиннадцать сорок пять — закончилась. В двенадцать началась вторая операция. В двенадцать тридцать закончилась.
— А почему первая операция была короче? Секретарша посмотрела на него, как на школьника, задавшего глупый вопрос.
— Это зависит от объема работы.
— М-м, — промычал Губарев. Ему уже не хотелось задавать никаких вопросов. Но он с трудом пересилил себя: — Дальше, пожалуйста, распорядок дня.
— В тринадцать был обед. До двух.
— Большой перерыв, — прокомментировал Губарев.
— Николай Дмитриевич считал, что сотрудники должны полностью расслабиться за время перерыва. У нас есть собственный тренажерный зал и комната релаксации. Кто хотел, мог покачать мускулы или отдохнуть. У нас тонкое, ювелирное производство. И усталые люди не могут продуктивно работать. Так говорил Николай Дмитриевич.
— Дальше…
— С двух до четырех Николай Дмитриевич отвечал на телефонные звонки и смотрел медицинские карты пациентов, которым предстояли операции в ближайшее время.
— Звонки были обговорены заранее?
— Какие-то — да, какие-то — нет.
— Кто звонил ему по договоренности?
— Матросов Петр Павлович, директор фирмы «Алонда».
— Что за фирма?
— Она поставляла нам рабочие материалы. Сотрудничаем мы с ней давно. Около трех лет. Был звонок из Франции. Жерар Батистьен, французский хирург-пластик, консультировался с Николаем Дмитриевичем.
— Лактионов знал французский язык?
— Переводила я, — лаконично ответила Юлия Константиновна. — Были звонки из региональных больниц. Тоже консультации. Потом — три звонка от людей, которые хотели лечь в клинику. Обговаривались детали предстоящих операций.
— Николай Дмитриевич охотно консультировал? — удивился Губарев. — Он же как бы раскрывал секреты своей профессии. Ноу-хау.
— Ноу-хау он не раскрывал. Это совсем другое. Но, в принципе, Николай Дмитриевич считал, что, если к нему обращаются с вопросами, он просто обязан проконсультировать. Он же много лет проработал хирургом в государственном учреждении. У него сохранились связи с коллегами из других регионов и стран СНГ. Он неоднократно подчеркивал, что должен помогать им, чем может. — Секретарша сделала легкую паузу, а потом продолжила: — В четыре часа Николай Дмитриевич вызвал меня к себе и надиктовал статью для английского журнала «Пластическая хирургия». В семнадцать пятнадцать он вызвал Ирину Владимировну.
— Зачем? — перебил ее Губарев.
— Обсудить производственные вопросы. Беседовали они до семнадцати сорока.
— Он каждый день вызывал своего зама к себе?
Нет. По мере надобности. Затем он отдал по телефону задание некоторым сотрудникам. Потом занялся своими делами.