- Ты обращался в полицию?
- Что толку? Новая банда терроризирует все увеселительные заведения в округе. Кое-кто из владельцев пожаловался фараонам. Те только развели руками. Мы ничего о них не знаем. Работают чисто. Поэтому я и хотел побеседовать с одним из этих драчунов. Возможно, удалось бы узнать что-нибудь важное.
- Как они связываются с тобой?
- По телефону. Вкрадчивый голос. Очень вежливый. Вашему клубу нужна защита. Стоить это будет тысячу долларов в месяц. От меня требуется набрать эту сумму купюрами по десять, двадцать и пятьдесят долларов, положить деньги в конверт из плотной бумаги и дать его моей дочери Сью. С конвертом она должна пойти по дороге, ведущей к автостраде между двенадцатью и часом дня. Ей недавно исполнилось восемь лет. Если их пожелания не будут выполнены, ей плеснут в лицо какой-нибудь гадости и навек обезобразят ее.
Я выругался.
- Все это он мне и сказал, только не так громко и быстро.
- Но разве ты не можешь рассказать все это фараонам, чтобы они занялись ими после того, как Сью передаст деньги?
- Нет, конечно. Если я надумаю платить, так оно и будет. Я не могу рисковать будущим дочери. Мне она дороже всех денег.
- Могу я чем-нибудь помочь?
- Думаю, что нет, Бад. Играй на рояле, как и прежде, а мы увеличим число столиков, чтобы компенсировать эту тысячу. Пианист ты прекрасный. Правда, если мы... - он замолчал, не договорив, выбросил окурок на асфальт.
- Если что?
- Если мы станем зарабатывать больше денег, они могут поднять цену. У меня такое ощущение, что в клубе у них есть свой человек. Этот тип, с которым я разговаривал, был в курсе всех наших дел.
- А сколько у тебя новичков?
- За последние два месяца я нанял человек четырнадцать.
- Ты приглядываешь за ними?
- По-моему, нормальные ребята. Во всяком случае, на доносчика никто не похож. Может, я ошибаюсь. И этот парень на телефоне обо всем догадался.
- Я могу поискать.
- Лучше тебе не впутываться в это дело. Я нанял тебя, чтобы играть на рояле, а не защищать клуб от рэкетеров.
Он вылез из машины, хлопнул дверцей и направился к зданию клуба. Я же выкурил еще одну сигарету, обдумывая его слова. Несколько парочек выпорхнуло из дверей и расселись по машинам. Но никуда не уехали. Из распахнутых окон доносилась музыка, в чистом небе сияли яркие звезды. Хорошая ночь, навевающая романтическое настроение, но мысли мои занимало другое. Я хотел помочь Хаулеру.
Первого числа он заплатил. Я стоял рядом с ним и смотрел, как Сью, в синем платье, с пухлым конвертом в руке отправилась в путь. Поднялась на вершину холма и скрылась из виду. Нам хотелось побежать вслед, но мы не решились сдвинуться с места.
За следующие двадцать минут Хаулер, похоже, постарел на пять лет. С побледневшим лицом он курил сигарету за сигаретой. Я схватил его за руку, когда увидел на вершине холма что-то синее. Секундой позже стало ясно, что Сью возвращается, живая и невредимая. И на лице Хаулера затеплился румянец. Мы крепко пожали друг другу руки. Когда от Сью нас отделяли двадцать футов, он опустился на колено, и она, смеясь, бросилась в его объятья. Хаулер нежно обнял дочь, любовно похлопал по спине.
Потом отстранился и спросил:
- А теперь расскажи папочке, как все было.
- Рядом со мной остановился черный автомобиль, мужчина вытянул руку и сказал: "Сью, этот конверт ты принесла мне?" Я отдала ему конверт, и они уехали.
- Какой у него голос?
- Он говорил шепотом.
- А что за машина?
- Не знаю, но, кажется, очень старая. И черная.
- А ты взглянула на номерной знак, как просил папочка?
- Да, но его залепили грязью. Цифр я не разобрала.
- А ты сможешь узнать его, если увидишь еще раз?
- Конечно, нет. Одну руку он протянул ко мне, а второй прижимал к лицу носовой платок, словно хотел высморкаться.
Мы постояли, глядя на ее маленькое расстроенное личико. Сью почувствовала, что не оправдала надежд отца, и ее глазки уже наполнились слезами, но тут Хаулер погладил ее по головке, поблагодарил за то, что она справилась с важным поручением, и ребенок радостно побежал к матери, в бунгало, построенное Хаулером за гребнем холма, не на виду и неподалеку от "Пяти Сосен". Я встречал миссис Брауни, высокую блондинку с суровым взглядом, но довольно редко, потому что Хаулер взял за правило и близко не подпускать жену к своему клубу. И до сих пор я не представляю себе, что он сказал жене, чтобы та разрешила Сью отнести деньги этим бандитам.
Как вы уже поняли, желание помочь Хаулеру у меня было, но я понятия не имел, с чего же начать. Следующие несколько недель он ходил мрачный, как надвигающаяся гроза. Но популярность клуба продолжала расти. Хорошие еда, выпивка, музыка составляли беспроигрышную комбинацию. Когда же я спрашивал Хаулера, как идут дела, он лишь пожимал плечами и бурчал что-то невразумительное.
За день до второй выплаты я ворвался в кабинет Хаулера, не постучав в дверь. Меня осенило. Мы, решил я, должны найти карлика, одеть его в платье Сью, и послать к автостраде с пистолетом под мышкой. Идея мне понравилась, никаких изъянов я не находил, поэтому сразу помчался к Хаулеру.
Хаулер поднял голову, и по его лицу я понял, что он не рад моему приходу. В кресле перед столом сидел мужчина. Высокий блондин в габардиновом костюме стального цвета, белых туфлях дорогой кожи и при галстуке ручной работы.
- Извини, Хаулер. Мне следовало постучать,- и я повернулся, чтобы выйти.
- Подожди, Бад. Возможно, тебе скоро придется искать работу, поэтому я обрисую создавшуюся ситуацию. Это мой адвокат, Джон Уинч. Джон, это Бад Морз, мой пианист и давний друг.
Уинч вскочил, крепко пожал мне руку. Мне понравилась и его теплая улыбка.
- Рад познакомиться с вами, Бад. Вы просто виртуоз. Я восторгаюсь вашим мастерством.
Мне тоже казалось, что с роялем я управляюсь неплохо.
Я приткнулся на подоконнике, а Хаулер продолжил.
- Мы подошли к краю пропасти. Джон ничего придумать не может. Рэкетиры, кто бы они ни были, требуют две тысячи в месяц. Их у меня нет. Я сказал, что мне придется выйти из игры, а мерзавец на другом конце провода ответил, что его это вполне устроит. Мы с Джоном крутили и так, и эдак, но ничего не выходит. Я намерен продать клуб и уехать отсюда.
- И беда в том,- добавил, глядя на меня, Уинч,- что он получит только стоимость земли, здания, обстановки, без учета возможных доходов, которые может приносить клуб.
Я искренне жалел Хаулера. Лицо его осунулось. Глаза стали пустыми, как пакет из-под вчерашнего ленча.
- Черт подери, а почему не потягаться с ними?
Хаулер развел руками.
- Нечем тягаться, Бад.
- На тебя это непохоже, дружище. Кроме того, мне нужны еще пара-тройка дней. Кажется, я ухватился за ниточку.
Оба они уставились на меня. В глазах Хаулера вновь затеплилась жизнь.
- О чем ты? Расскажи!
Я уже раскрыл рот, но потом решил промолчать, потому что мои подозрения покоились на очень ненадежном основании. Учась в колледже, я подрабатывал в обувном магазинчике, где научился отличать хорошую обувь от плохой. Хотя Хаулер и велел мне только играть на рояле, я начал присматриваться к новым работникам клуба.
И заметил, что Джек Томсон, посудомойщик, носит прекрасные туфли. Явно сшитые по индивидуальному заказу. Узкие, с аккуратными строчками. Как-то не смотрелись они на парне, получающем двадцать пять баксов* в неделю плюс двухразовое питание. Вот я задумался, а не он ли - засланный к нам шпион. Но не мог же советовать Хаулеру повременить с продажей, исходя из того, что у его посудомойщика шикарная обувка.
- Извините, господа, но я оставлю свои подозрения при себе, пока не выявлю что-то более существенное.
Они, конечно, начали напирать на меня, но я держал рот на замке.
- Ладно, Джон,- решил, наконец, Хаулер.- С продажей погодим. Завтра я заплачу им две тысячи долларов, а потом будем исходить из того, что нам добудет Бад.