Песах Амнуэль
По дороге из Тель-Авива в Иерусалим есть удивительно красивое место — вскоре после ответвления на Бет-Шемеш. Крутая скала, и наверху сосны, будто приклеенные. Именно здесь Яир Моцкин не сумел вписать в поворот свою «Субару» и, когда полицейские извлекли тело из обломков машины, его было трудно опознать.
Вряд ли об этом сообщили бы почти все европейские газеты, если бы не одно обстоятельство: примерно за две недели до трагедии профессор физики Тель-Авивского университета Яир Моцкин выступил на международном симпозиуме в Барселоне и сообщил о том, что ему удалось сконструировать действующую модель машины времени.
Я не хочу сказать, что профессору не поверили. Газеты писали, что теория была изящна и, возможно, даже правильна. Но, поскольку речь шла о действующем приборе, только демонстрация могла развеять сомнения скептиков. Однако именно это профессор и отказался сделать. У него был безупречный аргумент: машина времени — оружие пострашнее ядерного. Что, если кто-нибудь, отправившись в прошлое, убьет во младенчестве Бен-Иегуду или Герцля? Да что Герцль — можно ведь совершить покушение и на самого Моше Рабейну! Профессор соглашался продемонстрировать прибор только в случае, если предварительно будет принято международное соглашение о запрещении использования машин времени без санкции ООН.
Мой друг Эркюль Пуаро ничего не смыслит в физике пространства-времени. Я, конечно, тоже. Но я-то заявил об этом сразу, едва представитель израильской полиции комиссар Вильнер вошел в наш номер, а Пуаро из ложной скромности промолчал.
— Месяц назад, когда я читал газеты, — сказал Пуаро, поглаживая усы, — меня, помню, не оставляла мысль: как удалось Моцкину построить машину времени в одиночку? Сейчас ведь не девятнадцатый век!
— Нас это тоже интересовало, — кивнул Вильнер. — Однако коллеги профессора действительно ничего не знали о его увлечении. Вы знаете, как щепетильны ученые, когда дело касается репутации? Физики утверждали, что путешествовать во времени невозможно, как невозможно создать вечный двигатель. Если бы Моцкин проводил эксперименты открыто, его засмеяли бы. Вот он и… Собственно, как мне объяснили, главное в машине — так называемый «кристалл времени», каким-то образом связанный с энергией единого временного поля, на волнах которого мы и движемся из прошлого в будущее. Оказалось, видите ли, что кристалл этот можно вырастить довольно просто. Весь вопрос — как. «Гамлет» тоже написан с помощью всего лишь двадцати шести букв, но попробуйте придумать его сами…
— Понимаю, — пробормотал Пуаро, — типичное now haw.
— Именно!
— И когда после гибели профессора стали искать модель, о которой он докладывал, то ничего не обнаружили?
— Это было бы слишком просто, месье Пуаро! Тогда физики сказали бы, что модели вовсе не было, профессор блефовал, и можно спать спокойно.
— Рассказывайте, — удовлетворенно сказал Пуаро, глубже усевшись в кресле и прикрыв свои маленькие глазки, что он всегда делал, собираясь внимательно выслушать сообщение об очередном преступлении.
— Прежде всего: гибель профессора действительно была трагической случайностью. Версию о террористическом акте изучили и отбросили. Адвокат профессора после похорон заявил, что действующая модель машины времени существовала. Она была помещена в бронированный сейф Центрального отделения Международного банка в Тель-Авиве. Наследники — вдова и сын — пожелали посмотреть, поскольку не очень верили в существование модели. Им казалось, что в сейфе спрятаны драгоценности, деньги… Сейф открыли в присутствии президента банка, вдовы, следователя и адвоката.
— Внутри было пусто, — сказал Пуаро.
— Внутри было пусто, — эхом отозвался Вильнер.
— Продолжайте, — пробормотал Пуаро.
— Собственно, — сказал полицейский, — там было не совсем пусто. Лежала компьютерная дискета с программой расчетов, которые, возможно, связаны с машиной. Физики разбираются с разрешения вдовы и сына профессора
— это ведь их собственность.
— Вам это не кажется странным? — спросил Пуаро, не открывая глаз.
— Что? Дискета?
— Нет. Впрочем, неважно. Продолжайте.
— Были опрошены служащие банка, проанализированы записи системы сигнализации. Никто, кроме охраны, вблизи от сейфа не появлялся. Охранники вплотную к сейфу не подходили. Система сигнализации ни на миг не отключалась.
— А машины нет, — с видимым удовольствием сказал Пуаро.
— Нет…
— Может, все это большой блеф, и сейф стоял пустым с самого начала?
Вильнер покачал головой:
— Существует телезапись: профессор в присутствии свидетелей кладет в сейф большую серую металлическую коробку.
— Так, — с удовлетворением сказал Пуаро. — В машине есть источники питания? Она могла действовать?
— Нет, модель работала от сети. Месье Пуаро, если бы вы согласились поехать со мной в Тель-Авив…
Пуаро, кряхтя, поднялся с кресла и подошел к окну. Хмурый октябрь на юге Франции заявлял права на владение всем миром — дождь моросил нудно и, казалось, на планете сейчас невозможно найти уголок, где люди не вжимали бы головы в плечи и не ежились под зонтами. А в Израиле — об этом сказал Вильнер — солнце вовсе не собиралось сдавать позиций, завоеванных еще в апреле. Конечно, я полечу с Пуаро. Он займется разгадыванием этого таинственного происшествия, а я поваляюсь на пляже и погрею свои старые кости. Если же там найдется еще и приятное женское общество…
— Не люблю я путешествовать, — сказал Пуаро. — Стар я уже для этого. Да, господа, Пуаро стар, и это, к сожалению, истина.
— Вам будет выплачена… — начал Вильнер.
— Деньги, знаете ли, меня не очень интересуют. На жизнь мне хватает.
— Вы были бы гостем израильской полиции и оказали бы неоценимую услугу не только ей, но и науке…
— В гости не хочется, а услуги я привык оказывать, не выходя из комнаты. Для чего мне серые клеточки, если не пользоваться ими? Кстати, это и гораздо дешевле путешествия на самолете.
— Так вы беретесь?
— Я уже взялся, месье. Прошу только доставить мне две вещи: очень популярное изложение идей профессора и подробный план банка с ближайшими окрестностями, включая схему подземных коммуникаций.
— Все это будет у вас завтра утром, — с энтузиазмом сказал Вильнер, — а также протоколы следствия, телевизионные ленты…
Пуаро замахал руками, будто ему предложили на выбор — съесть бутерброд с мышьяком или сбрить усы.
— Только то, что я просил! Жду вас утром, месье. Гастингс, позаботьтесь, пожалуйста, о сэндвичах и кофе. А я буду думать.
Выходя из комнаты, я почему-то вспомнил русского эмигранта, который жил несколько месяцев назад в соседнем номере и по любому поводу повторял странную фразу: «Тихо! Чапай думать будет!»
Я проводил Вильнера до выхода из отеля, а потом направился в ресторан и заказал сэндвичи с кофе для Пуаро и обед из трех блюд для себя. Сидя за столиком у окна, я попытался сам решить задачу, применив пресловутый «метод Пуаро», который, по-моему, никогда не был методом, а всего лишь исключительно высокой способностью моего друга догадываться обо всем, что происходило.
Итак, из запертого сейфа исчез предмет. Очень ценный. Модель машины времени. Ограничим круг подозреваемых. Кому выгодно это преступление? Скажем, конкурентам покойного Моцкина. Они могли ему завидовать. И что? Действительно, как обычно поступает ученый, если узнает, что коллега опередил его в научной работе? Похищает приборы? Подстраивает аварии? Гм…
Впрочем, ученые бывают разными. Взять хотя бы тех, кто в свое время работал на Гитлера…
Нет, главное сейчас не в том, кто украл, а в том, как он это сделал. Запертый сейф, глубокий подвал, охрана с автоматами…
Неожиданно я увидел перед собой запотевший бокал с пивом и вздрогнул. Я совершенно не заметил, когда официант ставил на стол еду. Я мог бы утверждать под присягой, что никто не подходил к столику! Вот одна из особенностей человеческого восприятия, и об этом мой друг Пуаро любил порассуждать, а в деле об ограблении процентщицы из Льежа именно это обстоятельство сыграло решающую роль.