Тимченко вздохнул тяжело, изображая искреннее сочувствие посетителю. Присел на соседний стул, похлопал по-дружески по плечу, как старого приятеля.
— Ты, Вова, хороший парень, я к тебе давно приглядывался. Однако сам понимаешь, хороший парень — не профессия. Но ведь никто еще не отменял дружеские отношения, человеческую помощь. Вот и я хочу тебе помочь. Только тут уже речь пойдет не о спорте, а о жизни.
Слова Тимченко с трудом прорывались сквозь стук в ушах. Однако смысла Володя пока еще не улавливал. Одна мысль сидела, одна мысль покоя не давала: все кончено, все кончено, все кончено…
— Ты, парень, в порядке? — озаботился хозяин роскошного кабинета.
Дронов отрешенно кивнул.
— Ну тогда я продолжу. Я, Вова, понимаю, как тебе сейчас нелегко. Да еще и армия дамокловым мечом над тобой висит. В элитный армейский спорт-клуб ты не попадаешь опять же из-за недостаточного роста. Ну и обычная часть тебе особо не грозит. Вероятнее всего ты попадешь в спорт-роту, а это уже хорошо. Однако даже спорт-рота — это тоже армия. Это, Вова, муштра, дисциплина, дедовщина и другие прелести. Ты, правда, парень у нас здоровый, постоять за себя сумеешь. Но армия и не таких обламывала. Но даже в самом лучшем случае — это ж катавасия на целых два года! А что ждет тебя после дембеля? Кому ты, Вова, будешь нужен? За два года о тебе забудут все знакомые и даже друзья, останешься один-одинешенек неприкаянным по свету бродить. А я хочу предложить тебе хорошую работу. И не после армии, а вместо. Улавливаешь разницу? Вернее, должность. Хорошую должность. И возможность дальнейшего роста. Сначала, правда, придется уехать из Москвы. Недалеко, не волнуйся. Я постараюсь пристроить тебя в ближайшее Подмосковье. Дам тебе команду перспективных ребят, потренируешь немного. Чуть позже переведу тебя на руководящую работу. Ну а со временем — заберу в Москву. К себе, в Спорткомитет. И в дальнейшем тебя не оставлю, будешь жить, как у Бога за пазухой. Будет тебе и квартира, и машина, будет и зарплата приличная. Поездки, опять же. В общем, устроен будешь лучше, чем наши олимпийцы — гарантирую.
Тимченко замолчал, ожидая реакции парня. Однако тот не отвечал, все еще подавленный насильственным разлучением с мечтой.
Тимченко поднялся со стула, подошел к окну, некоторое время поглядел на мир с высоты четвертого этажа. Все ждал главного вопроса. Но Дронов, казалось, уснул.
— Мда, — задумчиво изрек Александр Иванович. — Я так понимаю, что сильно я тебя огорошил. Ты, Вова, иди пока, подумай, поразмышляй о своем будущем. Если заинтересуешься моим предложением — приходи в любое время, буду рад твоему визиту. Только учти — ты парень хоть и хороший, надежный, да не один такой. Так что, извини, много времени тебе дать не могу. Иди пока…
И вот эта затаенная угроза, высказанная ласковым сочувствующим тоном, привела Володю в чувство. Дошло, наконец, что просто так зампредседателя Госкомспорта не будет вызывать к себе рядового, к тому же уже, можно сказать, бывшего спортсмена. А раз уж олимпийская медаль ему в жизни больше не светит, надо бы выслушать предложение. Кто знает, может, мужик настоящее дело ему предлагает? Устраиваться-то как-то надо. Чем в армии два года маршировать, может, лучше посвятить их себе, своему будущему? Пусть даже и не в Москве.
— Я в порядке, Александр Иванович, — глухо отозвался Дронов. — Считайте, что вы меня уже заинтересовали. Так что там, в Подмосковье?
— Ну вот, — обрадовался Тимченко. — Молодца. Не барышня кисейная, нечего раскисать. А то я уж подумал, что ошибся в тебе. Так вот, Вова. В Н-ске скоро уйдет на пенсию директор крупного спорткомплекса. Ты сильно-то не радуйся, не радуйся, тебя я на его место при всем желании сразу посадить не могу. На его место пойдет заместитель. Но и на заместителя пока не замахивайся — мал еще, всему свое время, парень. Для начала, как я уже сказал, пойдешь в тренеры. Но ненадолго. Годика два потренируешь, максимум три — и хватит с тебя. Заочно высшее образование получишь — это обязательное условие. К тому времени кресло зама освободится. Там еще пару лет посидишь, поучишься административной работе. Ты парень хваткий, не дурак — сообразишь. Потом, через пару-тройку лет, и директором станешь. А вот уже из директорского кресла тебе самая дорога в Госкомспорт, ко мне под крылышко. Понял?
— Понял, — кивнул Дронов. — Но я так понимаю, неспроста вы мне это предложение делаете.
Тимченко улыбнулся:
— Ай, молодца! Все верно, Вова, неспроста. Ты ж понимаешь, главный принцип бытия еще никто не отменял. Ты мне добро сделаешь, я тебе помогу. Так уж мир устроен, и от этого никуда не деться.
— Так а я-то вам чем могу помочь? — растерялся Володя. — У меня ничего…
— Я знаю, — перебил его Тимченко. — У тебя, Вова, брать особо нечего. Разве что фамилию…
— То есть? — не понял Дронов. — А что с моей фамилией?
— Понимаешь, парень, беда у меня. Ну, не совсем у меня, и не совсем беда. Но в моей семье, и неприятность. Племянница моя, понимаешь, никак замуж выйти не может. А возраст-то у девки уже будь здоров, двадцать семь. А парней у них в селе практически не осталось. Да и не в селе даже — так, занюханная деревенька в Рязанской области, Гнилушки. Может, слышал?
Володя покачал головой.
— Ну да, конечно, — согласился с этим фактом Тимченко. — Так вот. Брат мой давным-давно погиб. Глупо, по-дурацки. Обыкновенная пьяная драка в клубе, а один придурок не особо понадеялся на кулаки и прихватил нож. А братова как раз на сносях была. Так что он даже не узнал о рождении дочери. Вот и получается, что кроме меня некому ее судьбой озаботиться. Я бы ее давно к себе забрал, да у меня сын, а жена все волновалась, как бы они вместе-то, в одной квартире, сдуру глупостей каких не натворили. Вот так боялись-боялись, и дождались. Девке двадцать семь, женихов нет даже потенциальных, не говоря уж о реальных. А тут, понимаешь… В общем, тянуть уже нельзя. Это здесь, у нас, такое сплошь и рядом встречается. Ну подумаешь, мать-одиночка. А в деревне свои законы. Здесь говорят культурненько так: 'одноночка', мол, а там… Одно слово — деревня. Там это иначе называется, не только некультурно, а и вовсе уж нецензурно. Ты, Вова, не пугайся, не бойся. Все материальные расходы я беру на себя. Тебе этот ребенок не будет стоить ни копейки. Да и сама Валентина тоже. Больше того — ты в любой момент сможешь с ней развестись. Правда, на мою поддержку после развода тоже особо не рассчитывай. Мне сейчас главное — позора избежать. Вернее, не столько мне, сколько Валентине. Увезешь ее из Гнилушек в Н-ск, по-быстренькому оформите отношения — никто и не догадается, что она беременная замуж вышла. А потом, глядишь, стерпится-слюбится. Девка она, хоть и не особо красивая, но добрая, незлобивая. А работящая какая! Готовит опять же отлично. Что тебе еще надо? А главное, ты пойми — тебя ж никто к ней насмерть не привязывает! Ты главное женись, хоть на пару недель. Нам лишь бы штамп в паспорте поставить, фамилию сменить, как и положено замужней бабе. А там… Гуляй — не хочу. В конце концов, заведешь себе кого помоложе на стороне — я ж тоже мужик, я ж все понимаю. Да и Валентина поймет, уверен. Ей лишь бы позора избежать. Она ж там, в тех Гнилушках, и сама сгниет заживо — замуж-то, по крайней мере, точно не выйдет, это даже гадать не надо. Так хотя бы ребеночка родить. Но ведь это тебе не Москва, там же заклюют и ее, и ребенка. Ну, как тебе мое предложение?
Володя хотел бы ответить, да не получилось бы при всем желании. Если без литературных оборотов, если особо не приукрашивать, а описать одним словом его реакцию на предложение Тимченко, то лучше всего применить слово 'обалдел'. Да, именно обалдел, и никак иначе. Еще бы, ведь всего несколько минут назад летел на прием к Тимченко, как на крыльях. Уже, можно сказать, видел себя на пьедестале почета с олимпийской медалью на груди. А тут выясняется, что в спорте ему делать нечего из-за малого роста, что в армию собираться пора, или как альтернатива армии — женитьба на старой некрасивой деревенской бабе, к тому же в интересном положении!