– Ну что? – прозвучал из пространства над головой глухой загробный голос. – Энергию девать некуда? Баб вокруг уже мало? В салон ходишь?
Полунин поднял голову и с неприязнью посмотрел на стоявшего перед ним мужчину. С неприязнью, брезгливостью и снисходительным терпением. Мужчина был высок ростом, но горбился, отчего его фигура напоминала вопросительный знак. А в близко посаженных серых глазах светились тоска и зависть. А еще мужчина был пьян до последней стадии. Он стоял пошатываясь, засунув руки глубоко в карманы брюк. Узел галстука под пиджаком был распущен чуть ли не до середины груди.
Глядеть на это зрелище было тоскливо. Даже желание выпить пропало, и Полунин отставил рюмку в сторону. Он взял стакан с соком и отпил из него большой глоток, продолжая смотреть на пьяного.
– Что молчишь, Пашка? – спросил мужчина. – Нечего сказать… А ты знаешь, что ты мне всю жизнь искалечил? Ирка, она как курица, ей все едино… А мне… мне как жить?
– Дурак ты, Леонтий, – процедил сквозь зубы Полунин и снова отпил из стакана. – Не хочешь так жить, не живи. Уйди от нее или застрелись.
– Не-ет, – покачал тот головой, – я дождусь, пока ты сдохнешь, а уж потом на твоей могилке спляшу джигу…
– Чего? – поморщился Полунин и поперхнулся…
Мужчина, стоявший перед ним, хотел ответить, но вдруг замер с открытым ртом. Полунин, сидевший на диване в одной рубашке и со стаканом в руке, неожиданно стал покашливать, тереть шею возле воротника и заметно бледнеть. Это было видно даже в стельку пьяному. Полунин попытался поставить стакан с недопитым соком на стол, но рука не слушалась, он расплескал остатки сока, уронил стакан на край столика и повалился грудью вперед, сваливая посуду на пол. Его тело сводила непонятная судорога, он корчился, рвал на груди рубашку, как будто ему не хватало воздуха. Страшно хрипя и корчась, Полунин повалился на пол…
Такое утро бывает только в начале лета, когда жара еще не успела прокалить многострадальные стены домов, асфальт улиц. Когда по утрам еще ощущается свежесть воздуха и, придя в кабинет на Житную, хочется сразу же открыть окно, впуская в духоту помещения вкусный запах утренней Москвы.
Такое настроение бывает еще и тогда, когда тебе удалось выспаться, когда ты встаешь с пониманием, что новый день не готовит тебе сюрпризов и неприятностей, что все расписано до конца недели и все пойдет обычным чередом. Вчера Гурову удалось уйти домой в семь часов вечера. Он сел ужинать, слыша через открытое окно, как под окнами бегают и шумят дети. И сразу захотелось чего-то уютного, простого. И Лев вымыл всю посуду, которая копилась в мойке два дня.
Чистота порадовала, но и вселила некоторую частичку вины перед женой. Маша уехала на гастроли неделю назад и просила не запускать квартиру. И вот… на второй день сломалась посудомоечная машина. А потом начала копиться в мойке посуда. Нет, жизнь определенно должна радовать тем, что иногда дает отдыхать от сюрпризов, неожиданностей разного толка и просто непредвиденных обстоятельств.
И сегодня планерка в кабинете генерала Орлова началась вовремя, что было хорошим знаком. По причине свежести утра и открытых настежь окон офицеры явились в кителях, что делало их сразу серьезными и собранными. Гуров давно заметил эту особенность своих коллег. В форменных рубашках они чувствуют себя свободнее. И шуток звучит больше, и Орлов чаще призывает не отвлекаться на планерках.
Старый друг и неизменный напарник Крячко, когда Гуров поделился с ним этим наблюдением о влиянии форменной одежды на моральное состояние коллег, ответил просто. Станислав Васильевич долго глядел на Гурова, потом притворно вздохнул и заявил, что Гуров сам даже в штатском костюме с галстуком чувствует себя не так раскованно, как в легких летних штанах и льняной рубашке навыпуск. А тут китель! Такие мысли, по мнению Крячко, могут возникать у полковника полиции лишь по причине хронической усталости и приближающегося очередного приступа маниакально-депрессивного синдрома.
– Так! – объявил Орлов. – С этим закончили! Должников прошу поторопиться с планами, потому что предупреждений и поблажек больше не будет!
Гуров нахмурился и выпрямился за столом. Он поймал себя на том, что как-то расслабился и даже не слушал, о чем говорил шеф. Да, что-то второй день он никак не «соберется в кучу», ох, не к добру это.
– Так, теперь по текущим делам, – продолжил Орлов, ловко надевая очки на кончик носа и заглядывая в свои рабочие записи. – Сегодня ночью у нас в столице произошел очень неприятный инцидент. Около полуночи в приват-клубе скончался при странных обстоятельствах некто Полунин Павел Сергеевич. Личность довольно известная в политических кругах. Он возглавлял патриотические движение «Восток». Движение молодое, набирающее силу, далекое от оппозиции, скорее наоборот, старающееся идти в ногу с существующей властью. Тем не менее есть мнение, – Орлов красноречиво окинул взглядом поверх очков своих подчиненных, – что смерть Полунина не случайна, что мы можем иметь в данном случае убийство, да еще с политической окраской.
– Ну-у, – уверенно подал голос кто-то из офицеров. – Этого нам не отдадут. Этим ФСБ займется. Руки у нас коротки политическими убийствами заниматься.
– А вот тут-то вы и ошибаетесь, – усмехнулся Орлов. Как показалось Гурову, не очень весело усмехнулся.
– Что, на нас свалили? – тут же спросил сидевший рядом Крячко. – А с какого перепугу?
– Если коротко, – нехотя ответил Орлов и склонил свою лобастую голову над бумагами, – версию о политическом убийстве не афишируют, хотя и признают ее вполне реальной. Утечки быть не должно. В нынешних условиях обострения внешнеполитической обстановки и возрастающего давления на Россию многим на Западе будет выгодно начать визг об отступлении в нашей стране от принципов демократии и начале истребления оппозиции.
– Вы же сами сказали, что движение «Восток» проправительственное, – послышался голос кого-то из офицеров.
– Даже если и так, – проворчал Гуров, – то всегда найдется нюанс, который кому-то выгоден, который разрисуют как выступление покойного против политики правительства и президента. Избитый ход. А мы, стало быть, всем своим видом будем изображать, что расследуем чистой воды уголовщину. Так?
– Да, Лев Иванович, – согласился Орлов. – Вот вы с Крячко и будете изображать.
– Типун мне на язык, – тихо проговорил Крячко, но его услышали, и вдоль стола для совещаний пошли смешки.
– Только изображать? – спросил Гуров.
– Нет, работать придется быстро и без ошибок, – серьезно ответил генерал. – Все, что нужно изобразить, изобразим я и вышестоящее начальство. А ваша со Станиславом Васильевичем задача взять это дело в свои руки и быстро довести до конца.
– Ну, это как всегда, – улыбнулся Крячко. – МУР привлекать будем или по старинке, сами как мальчики бегать будем?
– Будете привлекать всех, кого сочтете нужным. Следственный комитет уже начал работу, МУР подключился. Вы осуществляете общее руководство оперативно-следственными мероприятиями.
– Есть приказ о создании межведомственной группы? – удивился Гуров.
– Конечно же, нет, – хмуро глянул на него генерал. – И быть не может. Вы официально выступаете как кураторы от Главка, но фактически за вами все руководство. Я должен иметь руку на пульсе этого дела. И, честно говоря, мне хочется пойти в церковь и поставить свечку Николаю-угоднику, чтобы все это оказалось случайным стечением обстоятельств или в крайнем случае местью мужа любовницы! Не люблю я ввязываться в политические разборки. Там не знаешь, с какой стороны по затылку получишь. Поэтому, ребята, максимум внимательности и… лучше лишний раз придите посоветоваться, чем лезть на рожон. Ну, вы оперативники опытные, чего я вас учить буду. Так, просто предупреждаю на всякий случай.
Пока сыщики шли по коридору до своего кабинета, Крячко очень живописно раскритиковывал очередной детективный сериал. Гуров молча слушал, понимая, что старый друг затеял этот разговор лишь для того, чтобы поднять ему настроение. Стас умел это делать. Никаких похлопываний по плечу со словами «ничего, прорвемся, и не такие дела распутывали», ни тяжелых многозначительных вздохов и гробового сочувствующего молчания. Он просто отвлекал, проносился в мозгу, как освежающий ветер, после которого думать легче. И сейчас весь этот треп был просто способом отвлечения.