Курьер переминался с ноги на ногу:
– Вот здесь… – Он ткнул пальцем в квитанцию, и Лера наконец поставила закорючку куда следовало.
– Готово.
– Скажите, а где дирекция бизнес-центра?
– Здесь, на шестом, рядом с нами, смотрите…
Лера не успела договорить. К столу с цветами в руках подошла Леночка:
– Если нет денег на хорошие, нечего покупать барахло. – Сунув букет в мусорку, она удалилась. Спустя мгновение, попрощавшись, ушел Шосток.
– Дирекция… – напомнил курьер.
– Подождите.
Обогнув стол, Лера склонилась над мусорной корзиной и достала оттуда цветы. Потом принесла вазу, поставила в нее букет и водрузила на свой стол:
– Теперь – порядок… Дирекция? Идемте, я покажу.
* * *
Маша Волкова работала секретарем в дирекции бизнес-центра «Пресня Палас». Несколько лет назад она приехала из провинции без гроша, но уже через год купила в Москве квартиру. Если бы у нее кто-то спросил, как это возможно, она бы ответила: «Очень просто. Используя мужчин, можно добиться многого».
В мужчинах Машу интересовали, во-первых, деньги. Во-вторых – деньги. В-третьих и в-четвертых, тоже деньги. Правила игры менялись, но ставка оставалась прежней – безбедное существование любой ценой. Сумма ее усилий зависела от того, насколько состоятельным был «объект».
Однако ее беспринципность в отношениях с мужчинами не исключала кодекса чести, который имел весьма ограниченный диапазон действия и распространялся лишь на подруг. Можно называть это как угодно: двойной жизненной философией или цинизмом, но из песни, как говорится, слов не выкинешь.
В то утро в кабинете директора бизнес-центра Кравченко проходила встреча с солидными арендаторами. Маша подавала им кофе. Зауженная книзу юбка, изящная форма ног, роскошная грудь в глубоком вырезе кофточки. При каждом ее наклоне взгляды мужчин устремлялись в Машино декольте.
– Спасибо, – сказал Кравченко, когда на стол была поставлена последняя чашка. – Теперь найди смету на ремонт седьмого этажа, потом можешь идти на обед. Но только на полчаса.
Вернувшись в приемную, Маша увидела курьера. Забрав корреспонденцию, стала искать смету.
Между тем из кабинета гендиректора вышел пятидесятилетний мужчина, совладелец крупной финансовой компании.
– Можно стакан воды? – В нее уперся цепкий взгляд.
– Разве на столе в графине ее нет?
– Не видел. – Он протянул руку и представился: – Николай Иванович Слезь.
– Волкова Маша.
– Проводи-ка меня на седьмой этаж. Хочу посмотреть, что да как. Ремонт закончится, я заберу все помещения.
– Простите, сейчас не могу. У меня обед.
– Ах да! Слышал. Тридцать минут.
– Уже двадцать пять.
– Что ж, возьму охранников, сам посмотрю.
Он шагнул навстречу Маше, обнял ее и прижал к себе.
– Пустите, Николай Иванович… – сказала она. – А то…
– А то что? – Он снисходительно улыбнулся, убрал руки и, не торопясь, покинул приемную.
Обернувшись, Маша увидела Кравченко. Его лицо было бледным, почти больным. Прикидывая, давно ли он так стоит, она протянула ему документы:
– Вот, Игорь Петрович…
Он подошел, одной рукой взял бумаги, а второй, размахнувшись, ударил ее по лицу.
– Дрянь, – прошипел он. – Грязная потаскуха…
Поправив волосы, Маша взяла сумочку и направилась к выходу.
– Беги-беги! Он тебя ждет! – выкрикнул Кравченко.
– Я – в «Барсукспецодежду», потом, если понадоблюсь, буду в нижнем кафе.
* * *
Обстановка в офисе «Барсукспецодежды» напоминала кризисные торги на фондовой бирже. Огромное пространство, уставленное конторскими столами, где трудилось не меньше сотни сотрудников. От стола к столу перемещались клиенты, трезвонили телефоны, звучал несмолкаемый гул людских голосов.
У самого входа работала копировальная машина. Подставка для бумаг сдвинулась, и отксерокопированные листы методично взмывали вверх, а потом, раскачиваясь, улетали в проход между столами.
У окна сидел хозяин фирмы Сергей Барсуков. Время от времени к его столу подходили сотрудники, он подписывал документы, затем, откинувшись в кресле, наблюдал за тем, что творится вокруг него. Заметив Машу, Сергей сдержанно кивнул, и его лицо выразило неудовольствие. Маша прошла через зал к единственному кабинету из пластика и стекла, наглухо зашторенному жалюзи.
Отсекая шум, за Машей закрылась дверь. В кабинете у компьютера сидела Надя. Ей можно было дать лет двадцать восемь, хотя на самом деле уже исполнилось сорок. Поджарая фигура бывшей спортсменки, короткие русые волосы, минимум макияжа. От нее веяло здоровьем, свежестью и правильным воспитанием.
Надя была женой хозяина фирмы, что нисколько не упрощало ее жизни. Сергей вынужденно терпел присутствие жены, не скрывая своих намерений со временем отправить ее домой. Угадывая желание босса, сотрудники откровенно пакостили Наде, пытаясь доказать ее безоговорочную никчемность. Пребывание в отдельном кабинете походило на полную изоляцию.
– Пойдешь на обед? – Маша приблизилась к зеркалу и, взглянув в него, провела пальцем по красному пятну на щеке.
– Что у тебя с лицом? – спросила Надя.
– Кравченко приложил.
– На работе?! – Надя вздохнула. – Не даст он тебе житья…
– Пустяки.
– Так нельзя, – Барсукова встала из-за стола и подошла ближе.
– Оставь, – оборвала ее Маша.
Спустя минуту они вышли из кабинета. Стараясь не привлекать внимания, Надя пробиралась между столами. Служащие бросали на нее косые взгляды и продолжали делать свою работу. Внезапно на ее пути возникла немолодая коренастая женщина:
– Здравствуйте, Наденька…
– Здравствуйте, Валентина Николаевна, – Надя остановилась.
Говорившие по телефону сотрудники замолчали, остальные отложили дела, ожидая, что скажет или сделает Валентина Николаевна.
В каждом приличном офисе есть своя стерва. В офисе «Барсукспецодежды» стервой считалась Валентина Николаевна Голикова, финансовый аналитик. Любой, кто как кость вставал ей поперек горла, мог быть уверен – она обгложет его дочиста. В случае с Барсуковой все было предопределено, Голикова слишком хорошо знала, чего желает хозяин.
– Наденька, – финансовый аналитик была любезна, но чувствовалось, что камушек за пазухой у нее есть. Она протянула бумаги: – Это последняя сверка с вашими фабриками.
Все, включая Сергея Барсукова, следили за тем, что будет дальше.
– При всем уважении к вам, – Валентина Николаевна огляделась, – такого ужаса я не видела за всю свою жизнь.
Надя взяла документы:
– Неужели?..
– Да уж поверьте. Насчет отгруженных материалов… Мои данные отличаются от ваших… – Голикова еще раз оглядела присутствующих, – …на двадцать пять миллионов.
Служащие зашушукались. Барсуков с досадой швырнул на стол карандаш.
– На двадцать пять миллионов… больше? – с усилием выдавила из себя Надя.
– Представьте себе – да! – улыбнулась Валентина Николаевна. – Фабрики, с которыми вы работаете, задолжали нашему предприятию двадцать пять миллионов рублей. Похоже, они не столько шьют для нас спецодежду, сколько воруют давальческие материалы[1].
Надя стояла навытяжку, словно провинившаяся школьница. Маша озадаченно выглядывала из-за ее плеча.
– Вы уверены, что учли все поступления готовой продукции? – спросила Надя.
– Я на голову покамест… не жалуюсь, – отрезала Валентина Николаевна, намекая на то, что с Надиной головой дела обстоят с точностью до наоборот.
Развернувшись, Барсукова кинулась в свой кабинет, прошептав на ходу Маше:
– Иди. Я подойду позже.
Маша вышла в коридор и направилась к лифтам. Там стояло несколько человек, среди них была Лера Казанцева. Увидев Машу, мужчины притихли. Звякнул прибывший лифт, двери открылись, и все устремились внутрь.
Одновременно с этим за стеклянной перегородкой «Домового» показалась фигурка Риты. Яркое пятно ее платья виднелось издалека. Лера махнула рукой, дескать, поторопись. В лифт Рита забежала последней. На табло вспыхнул значок, затем послышался зуммер.