С пятого гудка трубку взяла жена.
– Алло.
– Привет.
– Привет, – голос супруги чуть дрожал.
– Заходила Анна.
– С ней все нормально?
– Абсолютно, но учебу запустила. Я посоветовал ей заняться делом.
– Женя, ты должен был не советовать, – голос Лены пропитался истерикой. – Ты должен был заставить ее ходить на занятия. Я приеду. Сегодня буду дома. Ты слышишь?
– Да, конечно, приезжай, я жду.
* * *
Прошла неделя. Вербицкие помирились. Он и она привели нервную систему в норму.
Вернувшись в объятия мужа, Лена забыла думать о дочери. Пропуски занятий были лишь предлогом к тому, чтобы приехать в столицу. Жить без денег она больше не могла.
Ее супругу было сорок пять, ей на девять лет меньше. Анну она родила в шестнадцать лет для комсомольского вожака одного из районов далекого Мурманска. И ничего, смогли жить не тужить. Может быть, тогда еще она не созрела как мать, но Женя… он оказался прекрасным отцом.
Переезд в Москву десять лет назад в корне изменил их жизнь. Некогда спокойная и скромная, Анна пошла в престижную школу, где больше всего ценилось не сколько ты знаешь, а в чем ты ходишь.
У родителей не стало хватать времени на дочь. Папа с каждым годом поднимался все выше и выше, оттесняя конкурентов. Жизнь вроде налаживалась, а между тем дочка оказалась брошенной, потому как маму стало больше интересовать, какую вещь где купить и куда поставить.
Школу они одолели еле-еле, а уж в институт торговли поступили благодаря папиному чину.
Так и жили: папа крутился в высших сферах, мама тратила, а дочка была сама по себе.
Спустя месяц Вербицкий вспомнил о дочери.
– Что-то давно не звонит, – пожаловался он супруге.
– Как давно? – спросила Лена, прекращая красить ногти на ногах.
– Да звонила она как-то пару раз, оставляла сообщения на автоответчике, мол, все у нее нормально. Но вот не появляется уж больше месяца.
– И ты молчишь! – набросилась она на него. – Я думала, она у тебя под контролем.
– Извини, дорогая, у меня под контролем большая часть всех внешнеторговых операций страны.
Спустя еще две недели, в течение которых от дочери не было ни слуху ни духу, Вербицкий позвонил напрямую старому приятелю – заместителю министра внутренних дел Бардину.
– Николай Ильич? Здравствуй, дорогой. Вербицкий беспокоит. Не найдешь для меня немного времени?
– Приветствую, Евгений Борисович. Что случилось?
– Слушай, давай не по телефону.
– Не возражаю. Я сегодня на работе до двенадцати ночи. Сейчас аврал, а вот к шести вечера рассосется. Приезжай, посидим.
Пообещав приехать в восемь, Вербицкий попрощался, лелея в сердце надежду, что он еще не поздно спохватился.
Как же он мог? Да как обычно: работа затянула. То совещания, то перелет, то опять совещания, то снова перелет. То немцы, то американцы, то китайцы, а на родную дочь времени не остается.
Бардин встретил своего друга теплым рукопожатием и усадил за заранее приготовленный столик с самоваром.
– Что-то ты невесел, Женя.
Чай у министра был отменный, и лимончик к нему обязателен, и печенье, и пряник.
Вербицкий на десяток лет был помоложе Николая Ильича и потому чувствовал, будто пришел жаловаться старшему брату.
– У меня от дочери полтора месяца никаких вестей.
Бардин удивленно посмотрел на собеседника.
– И ты только сейчас об этом говоришь?
Гостю пришлось объяснять, что дочка у него очень самостоятельная, что ей уже двадцать, что справиться он с ней не может.
Выслушав отцовские жалобы, чин посмотрел на огромные часы с позолоченным циферблатом и стрелками, висящие на стене. Вещь дорогая. Но время заместителя министра МВД несравненно дороже.
– Я сейчас позвоню. Еще, слава богу, не ночь, а ты пока чаек пей.
Вербицкий послушался совета и налил себе из самовара кипятка, взял стоящий на подносе чайничек, налил заварки. Непроизвольно получился очень крепкий напиток. Вот так всю жизнь: непроизвольно у нас получаются дети, а потом мы их непроизвольно выпускаем из-под собственной опеки.
– Это Бардин, – пробурчал в трубку чин, – Орлов, у тебя есть какой-нибудь сыскарь поприличнее?
* * *
Вербицкий сидел на диване и смотрел новости, когда в дверь позвонили.
На пороге стоял уверенный в себе мужчина. Вряд ли старше его и вряд ли младше. Он был одного роста с Вербицким, только взгляд немного посуровее будет. Интеллекта на лице вряд ли больше. Здесь Евгений Борисович себя переоценивал, но это простительно.
– Проходите, – пригласил хозяин.
– Спасибо, – поблагодарил Гуров, отмечая метраж коридора и высоту потолков.
– Вербицкий Евгений Борисович, – представился специалист по торговым делам и протянул руку.
Гуров ответил тем же, после чего получил первую «оплеуху»:
– Петр Николаевич отзывался о вас с хорошей стороны.
Упоминание о заместителе министра должно было подстегнуть полковника.
– Я не волшебник, но не надо размазывать кашу по тарелке, давайте перейдем сразу к делу, – раздраженно сказал Гуров, следуя за Вербицким.
Полковник не стал делать акцент на том, что замминистра о нем, может, и слышал, но вряд ли стал бы давать какие-нибудь рекомендации. Ладно, он сюда пришел не ловить на слове, а помочь. Просили. Настоятельно.
Вербицкий выключил телевизор и с легким вздохом предложил Гурову сесть в черное кожаное кресло, сам он опустился в точно такое же, стоящее напротив.
Гуров предпочел стул, не желая утопать в горе мякоти. Ему предстояло работать, а не расслабляться.
– У меня пропала дочь, – Вербицкий закрыл на мгновение глаза.
Он сказал это точно так же, как обычно маленькие дети сообщают своим мамам или бабушкам, что они обкакались. Интонация пораженческая и в то же время подчеркивающая неизбежность происшедшего.
В отличие от обделавшихся детей Вербицкий был отнюдь не беспомощен, но говорил точно так же. Оправдывался за то, чего не должен был допускать.
– Как ее зовут?
– Анна Евгеньевна Вербицкая.
– Сколько ей лет? – Гуров открыл блокнот.
– Двадцать.
– Когда вы видели ее в последний раз?
Услышав, что уже прошло более шести недель, Гуров сделал верный вывод:
– Она с вами не живет?
– Да.
– Какой адрес?
– Понимаете, – замялся Вербицкий, – она очень самостоятельный человек.
– Я бы позволил себе сказать: «слишком самостоятельный», – не стесняясь, сердито выдал Гуров.
Ему предстояло искать по всему миру девку или то, что от нее осталось, имея зазор в полтора месяца.
– Вы живете с матерью Анны?
– Ну разумеется. Просто сейчас жена в театре.
– А она что, не волнуется насчет дочери?
Вербицкий промолчал.
– Извините, я не могу быть тактичным. В таком деле важны все детали. У вас хорошие отношения с женой? Кстати, как ее имя?
– Лена. – Замминистра встал и, подойдя к бару, налил себе полстакана коньяку. – Вы будете?
– Нет, спасибо. Так как у вас с женой?
Сделав большой глоток, Вербицкий выдохнул и проморгался, разгоняя пробившуюся слезу.
– Последние полгода мы были в ссоре. Анна переживала. Мы помирились, когда узнали, что наша дочь не посещает занятия в институте. Когда я видел ее в последний раз, она бросила мне в сердцах, что я должен помириться с матерью. Я сделал все, что от меня зависит. Надеялся, что после этого смогу поговорить с ней и убедить вести нормальный образ жизни. Сейчас середина мая, скоро сессия. А она не изволит появляться. Поймите, я не хочу верить, что с ней что-то случилось. Давайте будем считать, что у девочки просто расстроились отношения с родителями.
Полковник не возражал:
– Ничего не имею против. Вы звонили в институт, узнавали? Не исключено, что она появлялась там.
– Знаете, у меня слишком высокий ранг. Я не могу вот так просто взять и приехать в институт торговли. Для того чтобы узнать, была она там или нет, надо разговаривать со студентами.