Дядя Каша сделал такое лицо, что было ясно – мы это мы, а они, Аркаша с Маришей, это совсем другое. Они намного дороже.
Я заметил, как папа и мама обменялись при этом легкими улыбками.
– Мариша мне очень дорога, – опять заладил Аркаша. – Она такая любящая. Такая нежная. Такая умница. – Он аж засветился. – Когда я впервые увидел ее на подиуме, в полном сиянии ее красоты, то просто обомлел от восторга. И до сих пор не могу понять, как эта неземная звездочка могла полюбить такого заурядного коммерсанта?
По маминой улыбке я догадался, что и она не может этого понять. А папа сказал:
– Так часто бывает в жизни, Аркаша. Она сумела разглядеть в тебе все твои внутренние достоинства.
– Глубоко скрытые, – вежливо добавила мама.
– А какие достоинства? – с удовольствием стал расспрашивать Аркаша. Видно, нечасто в нем кто-то обнаруживал достоинства. Или они так глубоко скрыты, будто их и вовсе нет. – Чем же я мог покорить Маришу?
– Скромностью, – сказала мама.
– Щедростью души, – сказал папа.
– А еще? – Аркаша сладко жмурился, как сытый кот у теплой печки.
– Красотой! – выпалил Алешка.
– Ну уж... – Аркаша смутился от такой откровенной лести. – Это уж ты... Ну какой там красотой? Хотя...
– Внутренней, – сказал Алешка. – Глубоко скрытой.
Аркаша слушал все это с большой серьезностью и не чувствовал нашей иронии. А Лешка вдруг как-то мечтательно проговорил:
– Как бы мне хотелось посмотреть на вашу Маргошу... То есть Маришу. Хотя бы издали.
– Чего проще! Заходи к нам в гости. Теперь можно, опасность миновала, осада снята!
– У вас там охраняемый забор. И шлагбаум как на переезде.
– Для моих друзей шлагбаум всегда поднят! – с пафосом сказал Аркаша. – Заходи. Только позвони заранее. – Он положил на стол свою золоченую визитку.
– А я бы к вам и на вашу дачу съездил, – нахально напросился Алешка.
– Запросто. Только она еще недостроена.
– Но хоть крыша-то есть?
– Крыша есть. А вот все удобства только во дворе. Они временные.
Алешку это не смутило. И несмотря на строгие мамины взгляды, он напросился в гости еще и на дачу. Удобства во дворе посмотреть.
Ну, в общем, все проблемы Аркаши как-то разрешились. Папа был спокоен. Он почему-то был уверен, что вся эта история с вымогательством – чья-то глупая шутка. Впрочем, папе виднее.
...Вскоре Аркаша стал прощаться, целовать маме руку и хлопать папу по плечу. А Лешка, нимало не смутясь, попросил его выбросить по дороге на помойку его старые кроссовки. Которые он зачем-то опять притащил домой.
Тут уж мама не выдержала и дала ему подзатыльник.
– А чего? – Алешка сделал большие удивленные глаза. – Все равно они мимо помойки поедут.
Мама выхватила у него кроссовки и засунула их под тумбочку. Алешка усмехнулся.
Глава IV
Как бы красавица
– Дим, – сказал мне Алешка, – нас в гости пригласили. На завтра.
– Кто?
– Тетя Мариша.
«Пригласили». Сказал бы уж – напросился.
– Тебе это надо?
– Очень надо. Я, Дим, еще ни одну королеву красоты живьем не видел, только по телевизору. – И Алешка посмотрел на меня такими ясными правдивыми глазами, что я сразу понял – врет! Не про телевизор, конечно.
Дело совсем не в том, что ему на Маришу хочется посмотреть. Совсем в другом дело. А вот в чем? Спрашивать его бесполезно, а самому догадаться – слабо. Да и не очень хочется, честно говоря. Меня больше беспокоило грозное обещание директора школы проверить наше вранье про папин зуб и мамино ухо. Об этом я и сказал Алешке.
– Ерунда, – отмахнулся он от проблемы. – Разберемся. И с зубами, и с ухами.
– Ушами, – поправила его вошедшая в комнату мама. – А что у тебя с ушами?
– Это не у меня, – сказал Алешка. – Это у тебя, мам.
– Не замечала, – удивилась мама.
– Ну, мам, ты ж их не видишь. А со стороны виднее.
– И что тебе виднее? – Мама насторожилась.
– У тебя одно ухо краснее другого. Оно не болит?
– Что ты врешь, Алексей? – Мама подошла к зеркалу. Внимательно стала разглядывать свои маленькие ушки. Легонько подергала их за мочки.
– Давай помогу, – предложил Алешка.
– Обойдусь! – сказала мама сердито. – Выдумываешь всякую ерунду. – И она еще раз внимательно всмотрелась в свои уши. С некоторым беспокойством. – Мойте уши... то есть руки, будем ужинать.
– Ушами? – удивился Алешка. – Я не умею.
– Брысь! – сказала мама. И пошла на кухню, накрывать ужин.
Тут как раз пришел с работы папа. И спросил:
– Как дела?
– Порядок! – весело отозвался Алешка. – Только у мамы что-то с ухами.
– Что такое? – забеспокоился папа.
– У нее одно ухо покраснело.
– Ну-ка, – папа стал разглядывать мамины уши. – Точно: правое краснее левого.
– Наоборот! – заспорил Алешка. – Левое краснее. И больше правого. Не болит? Давай «Скорую» вызовем, мам?
– Хватит! – сказала мама. – Я сейчас забинтую свои ухи... уши! И лягу спать. А вы ужинайте сами. Без моих ушей!
Мама не успела «забинтовать ухи» – зазвонил телефон. Она сняла трубку.
– Добрый вечер, Семен Михайлович, рада вас слышать. Здоровье? Мое? Спасибо, хорошо. Ухо? Да, конечно. Да, спасибо. – Мама позеленела. – Спасибо, обязательно. – И брякнула трубку: – Посоветовал непременно закапать в ухо. А что закапать, он, оказывается, забыл. Странная история... – И мама опять посмотрелась в зеркало. С каким-то недоверием к самой себе.
А назавтра уже Алешка застрял перед зеркалом, прихорашивался.
– Что случилось? – спросила мама.
– Мы в гости идем, – деловито сообщил Алешка, не сводя глаз со своего отражения.
– Это когда? – мама тоже взглянула в зеркало, улыбнулась. – Покушать успеете?
– Не знаю, сегодня идем. Средним вечером.
– Каким? – изумилась мама. – Каким вечером?
– Средним.
– Такой бывает? Это что-то новенькое.
Алешка возмутился:
– Интересные вы люди! Раннее утро у вас бывает? Поздний вечер бывает? Значит, и средний вечер тоже бывает!
Мама не стала спорить, а Лешка, пыхтя от возмущения, продолжил свое прихорашивание. Чтобы произвести впечатление на Королеву красоты какого-то района. Маминой щеткой для волос он пытался уложить свой непослушный хохолок. Но ничего у него не получалось: хохолок упрямо и задорно торчал на макушке.
– Сливочным маслом намажь, – посоветовал я.
– Что я, бутерброд, что ли? Может, мне еще и кусок сыра на макушку положить?
– Лучше колбасы, – сказала мама. – Аппетитней. А еще лучше заодно и руки помыть. – Мама с интересом наблюдала, как Алешка роется в шкафу в поисках своей любимой рубашки.
– Я, может, – пропыхтел он из глубины шкафа, – еще и шею вымою.
– Медведь в лесу сдох, – вздохнула мама, – не иначе.
– Какой медведь? – Алешка высунулся из шкафа. – С грязной шеей?
– Так говорят всякий раз, – объяснила мама, – когда какой-нибудь человек совершает необычный для него поступок. Например, помоет руки перед обедом. И оба уха перед сном.
– Это не про нас. – Алешка снова скрылся в шкафу и пробубнил оттуда: – Мы руки моем когда надо. А не всякий раз.
– Не поняла, – вздохнула мама. И без труда нашла на верхней полке любимую Алешкину рубашку.
В нашей семье эту рубашку только Алешка любит. Он сам ее выбрал, на рынке. В палатке, где продавали всякие уцененные вещи.
– Какой ужас, – сказала при этом мама. – У тебя вкус дикаря. Или артиста эстрады.
– Ничего, – успокоил ее папа, когда увидел Алешку в обнове, – зато не потеряется. «Вы не видели тут мальчика в яркой рубашке?» «Видели! От него и бежим».
Когда Алешка (со скандалом) явился в этой рубашке в школу, наш директор Семен Михалыч сперва от него шарахнулся, а потом строго сказал:
– Еще одно такое хулиганство, Оболенский, и я тебя переведу в другую школу. Или отдам в зоопарк, к павлинам и попугаям. Впрочем, мне их жалко – они все тогда поумирают...