Стали выдумывать имена: „Ночь", ,,Мрак“, „Терракота", „Плутон", „Куколка", „Чайный цветок".
— Зачем выдумывать—сказал спокойно Гоп-Синг.— Не лучше ли просто оставить то имя, которое ему уже дано.
— A y него есть уже имя?—спросил фабрикант.
— Его зовут Ван-Ли,—вежливо ответил Гоп-Синг.
Прошло несколько лет. Я жил в горах Калифорнии, в заброшенном городке, и редактировал газету „Северная Звезда“. Однажды я сидел в кабинете. Было три часа утра. Исправленный номер газеты был уже отослан в типографию. Перед тем, как уйти, я приводил в порядок рукописи и корректуры. Мой взгляд упал на письмо, лежавшее среди бумаг. Конверт был испачкан, почтового штемпеля не было. Адрес был написан почерком Гоп-Синга.
Гоп-Синг писал:
„Не знаю, понравится ли вам мальчик, который передаст это письмо. Он ловок, сообразителен и быстро все перенимает: и хорошее и дурное. Стоит только раз показать ему. По-английски он говорит, хотя и плохо. Думаю, что должность „чертенка" при вашей газете окажется ему по силам. Вы его знаете: это ваш приемный сын Ван-Ли, которого считают сыном фокусника Ванга. Мальчик странствовал с ним, пока не стал слишком велик для того, чтобы прятаться в шляпе или вылезать из отцовского рукава. Он учился в китайской школе, но, кажется, не выказал особенных успехов. Буду очень рад, если вы сможете его как-нибудь устроить".
Я был в полном недоумении: каким образом письмо очутилось на столе и я его не заметил раньше?
На другое утро я опросил всех служащих, но ничего не добился: никто не видел Ван-Ли и не принимал никакого письма.
Спустя несколько дней, явился ко мне китаец-прачешник А-Ги, стиравший мне белье.
— Вы ищете „чертенка"?—сказал он.— Я его поймал.
Он вышел из кабинета и привел прелестного смуглого китайчонка, на вид лет девяти.
Мальчик мне очень понравился, и я сейчас же взял его к себе на должность „чертенка“.
— Как тебя звать?—спросил я.
— Ван-Ли, — ответил он.
— Это тебя прислал Гоп-Синг? — продолжал я. — Где же ты пропадал? И каким чудом письмо очутилось у меня на столе? Изволь объяснить.
Ван Ли плутовато взглянул на меня и рассмеялся!
— Боковое окошко,—сказал он.
Я смотрел на него, ничего не понимая. Тогда он выхватил у меня письмо и побежал вниз по лестнице. Через минуту письмо влетело в окно и, описав круг в воздухе, плавно, как птица, опустилось на стол. Ван-Ли вернулся в комнату, шаловливо ткнул пальцем в письмо и сказал:
— Вот как, Джон.
Всех белых он называл „Джонами".
Следующая штука, которую выкинул Ван-Ли, была не так безобидна. Его послали разносить газеты, так как рас-
сыльный заболел. С вечера он получил адреса подписчиков — и на рассвете вышел, нагруженный кипой газет. Через час он уже вернулся с пустыми руками, довольный и сияющий.
— Все разнес?—с удивлением спросил я.
— Все, — отвечал он с гордостью.
Но уже с восьми часов утра в редакцию толпами стали собираться подписчики. Они кричали, размахивали руками. Все они получили газету, но почему-то были очень сердиты. Один жаловался, что газета комком была пущена в открытое окно его спальни и ударила его по лицу с силой футбольного мяча. Другой говорил, что газета была разорвана на листы и по одному листу расклеена на всех окнах его дома. Кто-то нашел газету у себя в вентиляторе, другой в дымоходе—третий кричал, что газета была свернута тонкой трубочкой и просунута через замочную скважину. Был даже такой счастливец, который выудил газету из кувшина с молоком.
Один почтенный старик упорно требовал личной встречи с этим китайским „чертенком
44
и ни за что не хотел уходить. Оказалось, что в пять часов утра он был разбужен диким воплем под окнами. Вскочив с постели, он в испуге бросился к окну, распахнул его —и номер „Северной Звезды
44
, скрученный на подобие индейского бумеранга, со свистом пронесся мимо его уха. Этот чертовский снаряд зигзагами закружился по комнате, погладил по носу спящего ребенка, погасил свечу и после этого преспокойно вылетел в окно. Старик был очень взволнован и долго дожидался Ван-Ли, которого я на всякий случай запер у себя в спальне Целый день после этого редакцию осаждали разъяренные подписчики с затрепанными клочками недавно еще совсем свежих, номеров „Северной Звезды
44
.
Нечего делать, пришлось на время отправить Ван-Ли на работу в типографию. Наборщики ворчали, что какого-то китайчонка вздумали учить их мастерству. Но в конце концов даже сам строгий метранпаж
1
должен был признать, что Ван-Ли очень понятливый ученик. Он работал аккуратно и быстро. Правда, он не умел читать по-английски, — но ему от этого было еще легче работать, так как он набирал машинально букву за буквой, не думая о значении слов. Одно было плохо: наборщики нарочно подкладывали ему листки со всякими ругательствами, а он, думая, что это статья для газеты, самым старательным образом набирал все это и отдавал печатать.
Иногда он прибегал ко мне и с восторгом показывал свежие оттиски, где было про него напечатано, что он „чортов сын", „косоглазая обезьяна" или „китайская морда". Его черные глаза при этом так и блестели от удовольствия.
Но потом он заметил, что над ним смеются, — и решил отомстить. Больше всего доставалось ему от нашего метранпажа, которого звали Вебстер.
1
Метранпаж- мастер, который руководит работой наборщиков.
Был в Америке еще один Вебстер, знаменитый проповедник, которого считали чуть не святым.
Из-за этого совпадения имен получилась целая история. Ван-Ли хотел одурачить метранпажа Вебстера, и, вместо того, обидел преподобного Вебстера и всех его почитателей.
Вот как это было. Полковник Старботль на каком-то собрании произнес горячую речь в защиту церкви и в доказательство своей правоты напомнил слушателям, что говорил преподобный Вебстер.
— Вдохновенные слова преподобного Вебстера,—сказал полковник Старботль,— подтверждают нам великую истину...
Тут.он произнес какое-то очень мудрое и благочестивое изречение знаменитого проповедника.
Речь полковника Старботля вызвала умиление слушателей: полковник плакал, и все плакали. Эту речь решено было напечатать в газете. Печатные гранки
2
после окончательного просмотра попали в руки Ван-Ли. Он давно уже научился распознавать буквы, из которых состояло имя его врага,— метранпажа Вебстера,— и нисколько не сомневался, что тот Вебстер, который упомянут в речи, и есть метранпаж. Это был подходящий случай для мести.
И вот, воспользовавшись отсутствием метранпажа, мальчик быстро вынул из набора строчки шрифта с изречением проповедника и вставил на свободное место свинцовую пластинку, на которой выгравировал китайскую фразу собственного сочинения.
На следующее утро я развернул свежий номер газеты и увидел на самой середине речи полковника Старботля какие-то китайские каракули.
— Ага, — подумал я. — Это все проказы Ван-Ли.
Все в городе очень восхищались речью полковника Старботля и только удивлялись, чего это почтенному Вебстеру пришла охота выражатьсвои благочестивые мысли
на китайском языке. Можно себе представить, в каком негодовании был благородный полковник Старботль. Он влетел в редакцию, как полоумный — кулаком стучал по столу и кричал, что преподобный Вебстер никогда не говорил по китайски.
— Дорогой Старботль,—возразил я,— что ж тут такого? Почему вы уверены, что преподобный Вебстер, известный своей образованностью, не знал китайского языка? Если хотите, мы напечатаем, что китайские слова попали в газету по ошибке. Но с условием. Дайте письменное ручательство в том, что преподобному Вебстеру никогда в жизни не приходилось произносить ни одного слова по китайски. Можете вы в этом поручиться своей честью?
Полковник вытаращил глаза, плюнул и вышел, хлопнув дверью.