Я летела на полной скорости по извилистым узким улицам Уиллоу-Крика, мимо главной площади и антикварных магазинов, мимо помпезного здания суда с дорическими колоннами из песчаника, мимо университетского городка и студентов, которые, к счастью, не попадались мне на пути.
Минуту спустя я уже подъехала к охраняемому въезду в «Ивы».
Я терпеливо ждала, пока охранник открывал электрические ворота. Он почему-то уставился на меня, открывая и закрывая рот, как рыба в аквариуме.
Я опустила стекло.
– Хуан, душка, – я всегда мила с прислугой, – я тороплюсь. Пожалуйста, открой ворота.
– Но... но...
Когда «но» утихли, он произнес что-то вроде «Madre mia» и нажал кнопку.
Я не стала расспрашивать, что случилось, и не придала его словам особого значения, несясь по мощеной Блю-Уиллоу-лейн к своему огромному дому и ванной, чтобы наконец сделать тест.
Я въехала на подъездную дорожку, окаймленную аккуратно подстриженным кустарником, затем миновала выложенную кирпичом тропинку, ведущую к гаражу. Свернула направо, направляясь к парадной двери. Как только я достигла вершины холма – перед глазами предстал мой безупречный дом из красного кирпича с белеными стенами в георгианском стиле, – я увидела незнакомую светло-коричневую машину.
У горничной, которая жила в доме, был аккуратный, как пуговка, «форд фокус», который мы ей купили. Кроме того, в среду у нее выходной. Садовник ездил на грузовичке. Гордон по средам играл в теннис в загородном клубе Уиллоу-Крика. Все это означало, что у подъезда не должно быть никаких машин.
Мое сердце учащенно забилось, что бывало крайне редко, и, оттого что я так торопилась, казалось, что все вокруг происходит, как в замедленной съемке. Можете думать, что я драматизирую, но именно так я и чувствовала – медленно и быстро одновременно, что мне совсем не понравилось.
С невозмутимым спокойствием, доведенным на протяжении многих лет до совершенства, я припарковалась нос к носу со злополучным авто. Доставая ключи, я вдруг будто увидела себя со стороны: как открываю дверь и вхожу в двухэтажный холл, затем поднимаюсь по длинной, изгибающейся лестнице к нашей с Гордоном спальне. У меня было тягостное чувство, будто я знаю, что увижу. Но войдя в дом, я услышала шум ссоры.
Там были две женщины. Моя горничная, Кика, и еще какая-то, которую, как и машину, я никогда прежде не видела.
В следующую секунду они заметили меня. На несколько мгновений повисла тишина, а потом Кика затараторила по-испански. Я могла разобрать только обрывки фраз, но этого было достаточно, чтобы понять, что горничная забыла подарок внуку на день рождения, вернулась и обнаружила в доме эту... эту... женщину в дешевом готовом костюме и что мне следует вызвать полицию, потому что женщина не желает уходить.
Не могу описать, какой камень упал с моей души. Вы, видимо, уже догадались, что я вообразила, будто Гордон наверху забавляется с другой женщиной, в нашем доме, в нашей постели, на моих тончайших французских простынях. Но эта серенькая, неприметная женщина не могла быть тайной возлюбленной, по крайней мере, возлюбленной моего мужа.
– Кика, милая, успокойся.
Изящной походкой я подошла к незнакомке и протянула ей руку:
– Я Фредерика Уайер. Чем могу помочь?
Мышка поднялась с махагонового дивана с сиденьем из дамасского шелка, где она обосновалась, и не пожала руки. Я терялась в догадках, чего же она хочет. Женщина смотрела на меня вызывающе, хотя я и заметила, что она дрожит.
– Меня зовут Джанет Ламберт, – сказала она. – Я беременна от вашего мужа.
Глава вторая
Здесь следует сообщить несколько фактов, дающих представление о моем муже на тот момент, когда я обнаружила мисс Мышку у себя в доме.
Первое. Я его ненавижу. Ай-ай-ай, я забегаю вперед. Это началось позже.
Второе. Его полное имя Гордон Лидикотт Уайер, ему тридцать восемь лет. Он блондин с голубыми глазами, и в нем почти шесть футов роста.
Третье. Он младший из пятерых детей в семье Уайеров.