Голова опущена, подбородок выставлен вперед, при этом тылы у нее всегда были защищены. Она несла большую кожаную сумку, постоянное присутствие которой казалось Энн загадочным и вызывало у нее зависть, как тайный знак жизни более разнообразной и сложной, чем ее собственная. Она с улыбкой открыла дверь.
– Спасибо, что заехала.
– И куда же Тед Великолепный забрал детей на выходные? – спросила Сэнди, войдя в кухню вслед за Энн, устраиваясь за ослепительно белым столом и наливая себе бокал белого вина, которое поставила Энн.
– Охотиться на горе Флетчера.
– Он решительно собрался сделать из девочек настоящих маленьких мужчин.
– Разве девочки не должны иметь точно такого же права охотиться, как мальчики?
– А ты кое-чему научилась, – сказала она, улыбаясь. – Но дело не в этом. Мне казалось, что ты не одобряешь охоту.
– Да.
– Не понимаю, почему ты всегда позволяешь Теду поступать по-своему.
– Сэнди, они и его дети тоже.
– Ошибка природы. Может, нам повезет, и с ним произойдет несчастный случай. На ружье сядет или еще что-нибудь.
– Как ты можешь так говорить? Я все выходные не могла отделаться от мысли, что они там, наверху, без телефона…
– Без видеомагнитофона, без игровой приставки…
– Я не шучу. – Она посмотрела на Сэнди, такую практичную, такую уверенную, никогда не позволявшую никакой мысли, никакому страху вторгаться в ее мир без ее желания, Сэнди, которая в десятилетнем возрасте пугала Энн твердостью своих суждений. – Помнишь, когда мы с Тедом только поженились, единственная работа, которую он сумел найти, была оценка имущества за пределами штата? – Она смущенно улыбнулась. – Каждый понедельник утром, перед его отъездом, я тайком подкладывала в его сумку маленькие любовные записочки. Это началось в шутку, но потом… – она помолчала, вспоминая, как потрясена и счастлива была тогда тем, что она замужем, что принадлежит ему, она никогда не ожидала этого, и как боялась потерять все, создавала сложную паутину суеверных ритуалов, чтобы защитить себя, – потом я начала верить, что, если когда-нибудь забуду, что-то случится, самолет разобьется, в общем, что-нибудь. – Она не сказала Сэнди, как целыми днями слушала радио, куда бы Тед ни летал, ожидая сообщения о катастрофе. – Хочешь послушать глупость? В пятницу, перед тем как девочки уехали, я положила в их рюкзаки записочки – просто на всякий случай.
Сэнди нахмурилась.
– Подумай, насколько тебе было бы лучше, если бы ты забыла положить всего одну записку, и самолет Теда разбился. Он застрахован?
– Перестань, Сэнди. Я хочу, чтобы ты оставила его в покое.
– Ладно, ладно. Так чем ты занималась весь уик-энд?
– Обещаешь никому не говорить?
– Никому не говорить о чем?
– Я ходила на свидание.
– Подожди, я что-то не понимаю. Почему это секрет? Вы же разъехались, ты не забыла?
Та ночь, на тахте, словно они были подростками, неистовая и сладостная, с легким привкусом греха…
– Просто я не хочу, чтобы Тед узнал, вот и все. Он такой собственник, – прибавила она.
– Вот именно. И с кем же ты пустилась в это сексуальное буйство?
– Боже правый, Сэнди. Между нами ничего не было.
– Ну разумеется. Боженька не велит. Всем известно, что это по моей части. С кем ты сидела на крылечке?
– С Нилом Фредриксоном. Он заведует нейрохирургией в больнице. Это он принес мне эти розы.
Они обе обернулись посмотреть. Бледно-желтые лепестки распустились во всем великолепии.
– Неплохо, – заметила Сэнди, отворачиваясь и запуская руку в красную коробочку с фигурными крекерами в виде животных. – Как это было?
– Ужасно.
– Я не уверена, что у тебя к этому правильный подход, Энн.
– Я не хочу сказать, что ужасен был он. Я имею в виду само свидание. Ходить на свидание – ужасно. Не знаю, как ты так долго выдерживала это.
– Спасибо.
– Ты понимаешь, о чем я.