Сначала оно опускается осязаемой любовью, когда проходишь по благоухающим так остро и одновременно нежно тенистым аллеям, созданным высокими лимонными деревьями, между которыми переливаются, как изысканные драгоценные украшения, оперения неспешно прогуливающихся по изумрудной зелени павлинов. Оно усиливается, в то время как ты стоишь в полутемной галерее Близнецов, слушая характерно-эмоциональную речь светловолосого и светлоглазого гида:
– Я не могу назвать вам свою фамилию: это запрещает контракт… Меня зовут Владимир, второе имя – Василий. Оно мне так нравится, и я не понимаю, почему вы, русские, так любите называть этим именем кошек.
Фонтенбло. Подковообразная лестница
– Вы русский?
– Нет, что вы! Я – француз! – и через несколько фраз: – Помню, когда в детстве мне мама читала Пушкина…
И это решительное заявление: «Я – француз!» – выслушивается русскими с известной долей снисходительности старшего брата, с улыбкой, следующей в ответ этому самоуверенному утверждению – заблуждению младшего. А в связи с этим и все дальнейшие слова очаровательного светловолосого Владимира выслушиваются на этой же снисходительной ноте:
– Для нас, французов, Фонтенбло – это прежде всего Наполеон. Конечно, история этого замка теряется в глубине веков, но мы привыкли начинать рассказ об этом величественном замке с Наполеона.
Легендарный уроженец Корсики, несмотря на его невысокое происхождение, стал для нынешних французов символом государственности, царственного величия, воплощением сильной власти. Потому во Франции настолько силен в наши дни культ Наполеона, и рассказ современных гидов о Фонтенбло всегда начинается с истории отречения императора от власти.
До сих пор, подобно солдатам старой гвардии Наполеона, чудом уцелевшим в русском походе, ему сочувствуют, и, как и встарь, слезы наворачиваются на глаза, впрочем, совершенно непонятные нашим соотечественникам:
– Солдаты моей старой гвардии, сегодня я прощаюсь с вами…
Антуан Монфор. Прощание Наполеона со старой гвардией
Фраза прощания, ставшая хрестоматийной, весьма характерна для человека, всю жизнь тяготевшего к театральным эффектам. Наполеон, вероятно терзавшийся комплексом неполноценности, 4 апреля 1814 года велел собрать своих солдат в старинном дворе Белой Лошади, который впоследствии с его легкой руки стал именоваться двором Прощания, спустился вниз по Подковообразной лестнице, по которой имели право подниматься только самые знатные аристократы верхом на лошадях, после чего поцеловал символ с орлом и отправился на остров Эльба в изгнание.
Говорят, его гвардейцы плакали, а зря – как их император, так и они не отдавали себе отчета в том, что на самом деле обстоятельства могут складываться гораздо хуже. По крайней мере, ссылка была всего лишь номинальной, почетной, и Наполеон был назначен губернатором острова. Конечно, современные французы возмущены: император, едва не завоевавший целый мир, ни в коей мере не может удовлетвориться долей простого смертного – Эльба слишком мала для его амбиций. Что же касается гвардейцев, собравшихся в достопамятный день во дворе Белой Лошади, то им предлагалось спокойно жить в стабильной стране. Но, как известно, все познается в сравнении.
Прошло чуть больше года, как бывший император сбежал с острова завоевывать Париж, но он, прежде чем попасть в столицу, не забыл побывать в Фонтенбло. Дворец всегда ему нравился, он называл его «домом королей и веков», и, пожалуй, только в этом он не ошибался. Это была единственная откровенная фраза великого соблазнителя, поскольку рассчитывать на театральные эффекты в момент ее произнесения не приходилось – экс-император находился в ссылке. А далее произошло сокрушительное поражение Наполеона и его старой гвардии под Ватерлоо.