Прямо перед ним стоял то ли юноша, то ли еще мальчик, в неопределенного в темноте цвета холщовой рубахе, подпоясанной ремнем, на котором и висели ножны с устрашающих размеров кинжалом, больше похожим на короткий меч, по всей видимости, тем самым, который еще несколько секунд назад царапал шею царевичу. Темные штаны были заправлены в стоптанные (это было видно даже в темноте) сапоги, из голенищ которых торчало еще по одной рукоятке. Темно-русые, до плеч, волосы были перехвачены узким кожаным ремешком. Ничто не указывало на то, кем бы мог быть Иванов новый знакомец.
– А ты кто? – закончив осмотр, спросил Иван.
– Отрок Сергий, – степенно ответил подросток. – А прозвание мое – Волк. Но меня обычно Серым кличут, так что я привык. Ты тоже можешь меня так звать.
– Серый Волк, – попытался пошутить царевич, и тут же подумал, что, наверное, каждый, кому Сергий представляется, всегда говорит одно и то же, и ему стало немного неловко.
– Ничего, – как будто уловив его мысли, Серый поспешил успокоить Ивана. – Не ты первый, не ты последний. Что само на язык просится, то и сказать не грех. А за прием неласковый ты уж прости меня. Не хотел я никого пугать...
– А я и не испугался! – вскинулся Иван.
– ...просто народец тут всякий ходит, – не прерываясь, продолжал Серый, – что не поостережешься – сам без головы останешься. Ну, да ладно, чего там говорить, садись давай, вон, мясо поспело, наверно.
На костре, насаженное на прутики вперемежку с грибами, действительно поджаривалось мясо, нарезанное ("Тем самым ножом, наверное", – подумал царевич) большими бесформенными кусками.
– Оленина? – спросил царевич, больше для поддержания разговора, чем из любопытства.
– Конина, – бросил через плечо отрок, протыкая куски одним из засапожных ножей. – Нарежь пока хлеба, вон там, в суме возьми, – и ткнул ножом себе за спину.
Переметная сума лежала рядом с седлом. С трехглавым лукоморским орлом. Под седлом лежало нечто, завернутое в плащ, по форме похожее на большое блюдо. При виде его догадка Ивана переросла в уверенность, и кровь бросилась в лицо. Но только когда на глаза Ивану попался огромный том, раскрытый посередине, обратив к черному беззвездному небу неровные гребешки выдранных страниц (с триста сорок второй по триста сорок седьмую, невольно обратил он внимание), он, не помня себя от ярости, вырвал из ножен меч, размахнулся, и с диким воплем опустил его на спину Волка.
Вернее, на то место где определенно только что находилась спина Волка – паренек перекатился и вскочил на ноги почти мгновенно, и как по волшебству, в руках у него оказался кинжал. И когда царевич сделал второй выпад, сталь зазвенела о сталь, кинжал Волка сделал неуловимое для глаз (царевича) движение, и меч, как живой, вырвался из руки Ивана и отлетел в кусты. Иван, стараясь сохранить равновесие, сделал шаг назад, споткнулся обо что-то, и навзничь упал. Волк тут же прыгнул ему на грудь и приставил кинжал к горлу, прижимая свободной рукой руки царевича к земле.
Иван отвернулся и зажмурился.
– Так это былтвойконь, – голос Волка прозвучал неожиданно мягко. – Я должен был сразу догадаться. По шпорам. И по тому, что только у такого витязя, как ты... – Сергий не закончил фразы, но и так было вполне понятно, что он имел ввиду. Иван рванулся было, но Волк крепко держал его.
– Ты зачем его убил? – с гневом выкрикнул царевич, не оставляя попыток освободиться от железного захвата Волка.
– Что не мучился. Когда я его нашел, он бился на боку со сломанной ногой. В нору попал, скорее всего. Я тоже люблю лошадей, но для него больше ничего было сделать нельзя. Ну а поскольку хозяина не было и следа, что нашел – то мое. Ну и не пропадать же такой горе свежего мяса, – пожал плечами Сергий.