Уже стоя у своей койки, он вдруг повернулся к Быку, снимающему шпоры. Губы красавчика растянулись в приятной улыбке.
— Взгляни-ка сюда! — прошептал он, а когда тот повернулся к нему, засунул руку под вещмешок, служивший ему подушкой, и вытащил на свет божий флягу объемом чуть больше пинты. — Хочешь промочить горло?
— Думаешь, не хочу? — бригадир пересек комнату и подошел к койке Колби. Сквозь открытое окно в комнату доносились протяжные звуки нескончаемой баллады Техасца Пита:
Если спросит судья, кто же первым стрелял,
Честный парень — такой, как ты, — нужен мне.
А этот бедный гусак — все равно уж мертвяк
С сорока пятью дырками в мертвой спине.
— Пей, дружище, — пригласил Колби.
— Та еще отрава, — произнес Бык, утираясь обшлагом и возвращая флягу собутыльнику.
— Не так и плохо для дешевого кукурузного виски, — возразил Колби. — Еще по одной? — Но бригадир покачал головой, отказываясь. — Да забей ты на все! Вполне приличное пойло.
А Техасец Пит все пел:
Мы не болтали. Когда жребий брошен,
Настоящий мужчина скор, как стрела.
Мы закурили и больше ни слова
Не сказали, скакали, натянув удила.
Мы спустились с горы, придержав лошадок,
Нам путь к дощатой хибаре был краток.
Кому-то нальют, а кого-то убьют
Под вывеской блеклой «Ковбойский приют».
Бык выпил еще — на этот раз порция была больше — и, сворачивая самокрутку, присел на край койки Колби. Он явно был расположен поговорить — виски, как обычно, прорвало плотину его молчания. Низким, хорошо поставленным голосом он рассуждал о прошедшем рабочем дне и планах на завтра. Хол Колби охотно поддерживал разговор — не то чтобы ему нравился Бык, но, подобно многим другим, он был заинтересован в хороших отношениях с бригадиром.
А из окна доносилось:
Там счастливчик-Громила держал кабачок,
В основном предлагая бекон на бобах.
«Боб, неси-ка еду! Ощущаю нужду
Отпустить посвободней ремень на штанах!»
Мы стаканы наполнили и закурили,
Тут явился Боб, конопатый хитрец.
А когда животы мы жратвою набили,
Билл сказал: «Покажи нам дорогу, отец!»
Между тем Бык вскочил на ноги.
— А чертовски приятная штука, Хол! — заявил он. К этому моменту фляга уже опустела, и бригадир был основательно пьян.
— Подожди минутку, сейчас я достану еще одну. — Хол снова запустил руку под свою «подушку». Бригадир заколебался:
— Пожалуй, я уже достаточно принял…
— Да ты еще вообще ничего не выпил! — настаивал Колби.
Надо сказать, что песни Техасца Пита страдали от многочисленных остановок и заминок, проистекающих из-за споров, в которых Пит принимал непременное живейшее участие. Но как только в беседе наступало временное затишье, он возобновлял свои сизифовы усилия, на которые никто не обращал ни малейшего внимания. Пита удостаивали разве что мимолетной насмешки.
Однако сладкоголосый певец никогда не останавливался на середине строфы, но лишь в ее конце. И как бы долго ни длилась пауза — пусть даже несколько дней, — певец всегда начинал со следующей строфы, без малейшей нерешительности или каких-либо повторов. Вот и теперь, пока Бык и Колби пили, Пит продолжал:
Притон, в котором нас ждут сейчас,
Имеет дурную славу давно.
Спокойно входи и хлещи вино -
Но как я войду, не спускай с меня глаз.
Наконец Бык поднялся на ноги. На вид он был крепок как скала, но Колби видел, что он таки сильно пьян. Еще бы — после полугода почти полного воздержания менее чем за полчаса вылакать много больше пинты дешевого жгучего виски!
— Ну что, теперь спать? — спросил Колби.
— Спать? К чертям собачьим! Я еду в город и этой ночью основательно пошумлю. Ты едешь?
— Нет, я уж лучше на боковую. Желаю приятно провести время.
— Так оно и будет.