Страх овладел ею, она старалась сосредоточиться на дыхании. Вдох. Выдох. Сердце молотом стучало в груди.
Возлюбленные мои и друзья мои, станьте на страже… родные, посторонитесь…
Печальное лицо Богоматери стало расплываться, таять в воздухе.
«…и спрячешь ты меня в могиле.., сохранишь в тайне, пока гнев твой не иссякнет…» Слова святой книги замерли на губах. Боже мой, что со мной происходит? Папа, помоги мне…
Так вот что значит умереть: все тело немеет, превращается в камень. Жизнь уходит, как вода отлива, память уплывает прочь, и она погружается в серую зыбь между жизнью и смертью.
На веках моих тень смертная…
Спрячь меня в могилу…
* * *
Долгое время она ничего не сознавала, потом пришли сны. Вереница образов: ножи, лужи крови, распятия, священные реликвии. Она узнавала святых со своих любимых икон: святой Никита, святой Иоанн, святой Лазарь, полуокутанный саваном, его торжественно-печальный взгляд устремлен прямо ей в глаза. Образы растворились во мгле, и снова она стала ребенком.
Лето на загородной даче Каптеревых. Она сидит, свесив пухлые ножки, на золоченом стульчике и ест мороженое с золотой тарелочки.
– Папа, можно, я отдам остаток Призраку? – спрашивает она, а белый пушистый щенок выжидательно сидит рядом.
– Можно, если ты больше не будешь. – На бородатом лице отца появляется улыбка. – Тася, мама считает, что нам надо назвать собаку как-нибудь повеселее… Снежинка или Светлячок…
– Но, папа, ночью, когда спит в углу моей комнаты, он так похож на призрак.
Отец ласково смеется:
– Тогда будем звать ее, как тебе хочется, умница ты моя!
Картина меняется, и вот Тася уже в библиотеке дворца Ангеловских – всюду книги в тисненных золотом кожаных переплетах. За спиной у нее слышится какой-то шум, она круто оборачивается и видит Михаила, своего двоюродного брата. Он заплетающимися ногами делает шаг к ней, его лицо искажено гримасой. Из горла у него торчит нож, и алый поток льется на золотую парчу его кафтана. Кровь брызжет ей на руки, на платье. С криком ужаса она поворачивается и убегает. Она перед массивными деревянными вратами церкви. Она колотит в них, пока они не открываются. Церковь озарена блеском тысячи свечей, их свет трепещет на потемневших от копоти иконах. Лики святых печально смотрят на нее с высоты. Троица, Богоматерь, Иоанн Креститель… Упав на колени, она касается лбом каменного пола и начинает молиться об избавлении…
– Анастасия!
Она смотрит вверх и видит перед собой темного красавца. Волосы его черны, как уголь, глаза сверкают голубым огнем. Она отшатывается от него, съеживается. Это дьявол.
Он пришел забрать ее жизнь за грехи.
– Я не хотела так поступить, – всхлипывает она. – Я никому не хотела зла. Пожалуйста, сжальтесь…
Он не обращает внимания на ее мольбы, протягивает к ней руку.
– Нет, – кричит она, но он хватает ее в охапку и несет прочь в темноту. Потом эти руки, так больно сжавшие ее, исчезают, и он пропадает куда-то.
Она снова оказывается в мире шумных звуков и ярких красок, нервы ее напряжены. Мощная сила тянет ее сквозь леденящие потоки боли. Она сопротивляется, пытается вырваться, но ее неотвратимо тянет вверх, на поверхность.
* * *
Тася открыла глаза и сразу зажмурилась от света фонаря, стоявшего рядом. Она застонала от боли, и свет тут же прикрутили.
Расплывающееся лицо Кирилла Каптерева нависло над ней, и его бас тихо пророкотал:
– Я думал, что спящие красавицы бывают только в сказках. А тут у меня на корабле такая же. Значит, где-то на земле должен быть и прекрасный принц, который спрашивает у месяца, где ему искать свою любимую.
– Дядя, – попыталась выговорить она, но с уст ее слетел лишь дрожащий вздох.
Он улыбнулся ей, хотя лоб его пересекли тревожные морщины.