Когда он не в Лондоне, то живет в нем со своей овдовевшей матерью. Это настоящий светский кит среди нас, жалких провинциальных рыбешек. Год назад, когда леди Маргарет была еще жива, она тоже жила в Парэме, чтобы леди Уэйлин не было скучно одной.
Бриллиантовое ожерелье леди Маргарет было украдено пять лет назад. Это как раз совпадало с дядиным приездом к нам, в Гернфильд, и получалось, что он мог украсть ожерелье.
— Может быть, Барри постоянно этим занимался, — испуганно сказала мама. — Странно, что он украл только это ожерелье.
— Не говорите так, мама! — простонала я, беспомощно опускаясь на диван. Когда ко мне вернулась способность рассуждать здраво, я поняла, что она права. Несмотря на ужас, охвативший меня, я понимала, что нужно снова пойти в мансарду и поискать в других ящиках. Если дядя Барри действительно был вором, мы должны знать всю правду, какой бы страшной она ни была.
— Я пойду наверх и поищу еще, — сказала я, вздохнув.
Мама сидела на диване и обмахивалась носовым платочком, как и подобало леди с картины Фрагонара.
— Я посижу здесь, Зоуи, мне плохо. О, Боже, что теперь с нами будет? Ты же знаешь, я в таких делах ничего не понимаю, и ты сама должна решить, что делать.
Я похлопала ее по плечу, чтобы она успокоилась, и помчалась наверх в мансарду. Стептоу уже перерыл все ящики комода и письменного стола. Он, так же как и мы, подумал, что дядя мог украсть не только это ожерелье.
— Больше пока «трофеев» нет, мадам, — сказал он, злорадно смакуя обидное слово «трофеи».
— Ищите еще. Надо обыскать все его пиджаки, ботинки. Все, до последней мелочи. И сразу зовите меня, если что-нибудь найдете.
— Да, мадам.
Его коричневые масляные глазки были полны злорадства. Он стал старательно вытрясать носки и трусы, едва сдерживая ехидную улыбку. Когда мы со Стептоу закончили свою работу, я спустилась к мама и сообщила ей, что «трофеев» больше не обнаружено.
— Слава Богу! Но что мы будем делать с этим? — спросила она, указывая пальчиком на ожерелье, как будто это была дохлая крыса. Ожерелье лежало на самом краю стола.
— Леди Маргарет давно умерла. Что если мы просто спрячем его где-нибудь на чердаке?
— Мама! Так нельзя! Мы должны вернуть его в Парэм, пусть они сами решают, что с ним делать.
— У леди Уэйлин и без того много бриллиантов. Зачем ей еще это ожерелье?
— А что, если это одна из фамильных драгоценностей и оно принадлежит по наследству пасынку леди Маргарет? Мы не можем оставить эту вещь у себя. Это нечестно.
— И за что такая беда на меня свалилась! Позора не оберешься. Может быть, мы как-нибудь незаметно переправим его в Парэм, и они не узнают, где оно было все это время. Например, пошлем по почте.
— Как можно послать бриллианты по почте? Это очень рискованно.
— Пожалуй, ты права. Да и кто-нибудь может увидеть нас, когда мы будем его отправлять. А что, если нам прийти с визитом к леди Уэйлин и незаметно засунуть его за спинку дивана или в вазу? Потом они его обнаружат, и никто не узнает, что его украл Барри.
— Но ведь нас никогда не приглашают в Парэм, мама, — заметила я.
К Уэйлинам нельзя было прийти в гости просто так, без приглашения. Они принадлежат к высшему свету. За свои двадцать пять лет я была у них только три раза, да и то, когда у них было много других гостей. Во время выборов лорд Уэйлин становился очень общительным и гостеприимным и устраивал большие и шумные приемы. К сожалению, в ближайшее время выборы не предвиделись.
— А, может быть, леди Уэйлин заинтересуется твоими уроками с Борсини? — спросила мама. — Ты могла бы зайти и пригласить ее. Ведь он все-таки тоже граф.
Мне было лестно, что я беру уроки у графа, но план мама был совершенно нереален.