Волосы были тяжелыми, густыми и совершенно прямыми, без какого-либо намека на завитушки, а их цвет, даже на взгляд отца, был странным. Похоже было на то, словно ребенок, собрав разноцветные нитки, бросил их на маленькую головку девушки. Тут были золотые пряди, соломенные, медные, рыжие, каштановые, мышиного оттенка и — Аликс могла поклясться в этом! — даже седые.
Заплетя косу, отец снял со стены плащ, набросил дочери на плечи и надел на голову капюшон.
— Увлечение увлечением, но не надо забывать о теплой одежде, — с шутливой строгостью предупредил он, осматривая дочь со всех сторон. — А теперь ступай и, когда вернешься, я надеюсь услышать что-нибудь прекрасное.
— Постараюсь, — со смехом ответила Аликс, выходя и закрывая за собой дверь.
От их дома, расположенного у самого конца городской стены, прямо напротив больших ворот, Аликс могла видеть почти весь городок и как люди просыпались и выходили из жилищ, готовясь встретить новый день. Дома стояли почти вплотную друг к другу. Вдоль стены бежала узенькая улочка. Наполовину деревянные и каменные, кирпичные и оштукатуренные, дома отличались лишь величиной: от большого дома мэра до крошечных жилищ мастеровых и стряпчих. К числу последних принадлежал и ее отец. Под легким ветерком дребезжали вывески лавок.
— Доброе утро, — крикнула женщина, подметающая гравий перед своим домом. — Ты пишешь что-нибудь к сегодняшней церковной службе?
Закидывая за спину ремень с цитрой, Аликс помахала рукой соседке:
— Да… и нет… Всего понемногу. — Она засмеялась и поспешила к воротам.
Едва не налетев на повозку, она резко остановилась. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: это Джон Торп намеренно устроил ей препятствие.
— Эй, малышка Аликс, может, найдешь для меня приветливое словечко? — И он широко ухмыльнулся, глядя, как Аликс отступила в сторону, чтобы пропустить старую клячу.
— Аликс! — кто-то окликнул ее из-за повозки. Это была госпожа Бербэйдж. Она опорожняла ночные горшки в емкости, стоявшие в повозке. — Не зайдешь на минутку? У моей младшенькой сердце разбито, и, я подумала, может, новая любовная песенка развеселит ее немного.
— Ага, и меня тоже, — захохотал Джон, сидя на козлах. — Мне тоже нужна любовная песня, — сказал он, нарочито морщась и почесывая бок, пострадавший пару вечеров назад от хорошего тумака, когда он полез к Аликс с поцелуями.
— А для тебя, Джон, — сказала она нежно, — я сочиню песенку такую же сладкую, как твой «мед».
Громовой хохот Джона почти заглушил ее ответ госпоже Бербэйдж: Аликс обещала заглянуть к ним После обедни.
Негромко вскрикнув, она припустилась к воротам. Еще немного — и она останется внутри стен, и ей не удастся побыть наедине с собой и заняться музыкой.
— Ты что-то припозднилась, Аликс, — сказал стражник. — И не забудь сочинить какую-нибудь песенку для моей больной малышки, — крикнул он ей вдогонку, когда она бежала уже к фруктовым садам, раскинувшимся за стенами городка.
Наконец Аликс добралась до своей любимой яблони и, смеясь от невыразимой радости, открыла бювар, чтобы записать музыку, звучавшую в ушах. Она села на землю, приклонясь спиной к дереву, положила цитру на колени и стала подбирать мелодию, которую мысленно слышала сегодня утром. Полностью поглощенная сочинением музыки и поэтических текстов к ней, Аликс не замечала времени. Когда она решила сделать перерыв, плечи у нее затекли, а пальцы саднило, однако она уже сочинила две песни и начало нового церковного псалма.
Сладко потянувшись, Аликс отложила цитру в сторонку, встала и, держась за нижнюю ветвь яблони, взглянула на поля и на огороженные пастбища для овец, принадлежащие графу.
Нет! Она не станет думать о графе, который лишил земли многих арендаторов, увеличив плату, затем обнес земли оградой и запустил туда овец, которые приносили большую прибыль.