Ну а учитывая, что я выпиваю не меньше пинты виски в день, то и Мелиссер тоже вроде бы не очень подходящее имя. Вот и остановились на Джеке. Оно больше подходит писателю.
— Вы пишете книги?
— Но я ведь только что сказал, разве нет?
А манеры у него весьма прямолинейные, почти на грани грубости. Аргайл начал понимать, почему этот человек вызывает такую неприязнь у архитекторов и людей подобных им. И он решил сменить тему, поспешив заверить Джека, что никакими подделками не торгует. Он здесь, чтобы предложить небольшое, но исключительно ценное и редкое произведение.
Убедить Джека, похоже, не удалось, но спорить с Аргайлом он не стал. Просто промолчал, и Аргайл спросил, проводит ли он в музее много времени. Морзли III едва не подавился виски, заявив, что скорее умрет, чем переступит порог данного заведения.
— Вы только взгляните на эту шайку! — воскликнул он и выразительным жестом обвел зал. — Вам когда-нибудь доводилось видеть подобное сборище мерзавцев и недоумков? А?.. Что скажете?
На вопрос, поставленный в такой форме, напрашивался вполне однозначный ответ. И Аргайл благодаря своему роду занятий не находил ничего удивительного в том, что в зале собрались одни лишь мерзавцы и недоумки. Кому бы еще он стал продавать свои картины?
Джек удовлетворенно кивнул и снова наполнил бокалы. Аргайл, не желая уступать в любезности, протянул ему тарелку с арахисом. Джек отрицательно покачал головой. Он к арахису даже не прикасается. От соли распухают лодыжки. Аргайл проникся к арахису еще большим уважением. Каких же именно мерзавцев и недоумков имел в виду Джек, поинтересовался он. И добавил, что поскольку находится в стране недавно, еще не научился выделять их из толпы.
Тогда Морзби-младший устроил для Аргайла небольшую экскурсию. Он оказался на удивление знающим гидом, особенно если учесть, что, по его собственным словам, избегал по мере возможности общения с членами семьи и им подобными.
Ну прежде всего Самуэль Тейнет, сказал он и без всякого стеснения указал пальцем. Тейнет без устали расхаживал по залу, выказывая гостеприимство, и соблюдал при этом определенный этикет: беседовал с одним гостем примерно минуту, потом переходил к другому. У некоторых людей это отлично получается, но только не у Тейнета: повсюду его сопровождал несколько раздраженный гул голосов. Неудивительно, что Джек первым делом указал именно на него, ведь Тейнету было плевать на людей; он был помешан на идее войти в историю как основатель самого крупного частного музея в Северной Америке. Разумеется, используя деньги других людей. Серенький, тихий, незаметный, как мышка, но весьма опасный. Человек, который никогда не пойдет на подлость сам, скорее заставит кого-то другого сделать это для него.
— Вы только посмотрите на него, — сказал Джек. — Весь из себя, расчирикался тут. А сам только и ждет, когда появится мой отец, чтобы лишний раз вылизать ему задницу.
Уничижительная характеристика показалась Аргайлу не слишком справедливой. Нет, он уже был готов согласиться по поводу серенькой тихой мышки, но очень сомневался насчет подлости Тейнета. Однако следовало признать, что он не слишком хорошо знал этого человека. Впрочем, как бы там ни было, но Тейнет своего почти добился, ведь Морзби уже приготовился выложить триста миллионов на новый музей.
Слабые возражения Аргайла не произвели на Джека впечатления.
— Вы не знаете моего отца, — произнес он. — И лично я поверю в новый музей, лишь когда меня пригласят на его открытие.
Джек устал разоблачать директора и перешел на другую персону.
— Джеймс Лангтон, — промолвил он, указывая на шестидесятилетнего господина в белом льняном костюме, который столь трепетно отнесся к Тициану. — Слизняк английский!
Аргайл удивленно приподнял бровь.
— Извините, но я знаю, что говорю.