Не в состоянии выносить заботливое внимание семьи, она оставалась в кровати весь следующий день, сославшись на то, что у нее болит голова.
Что случилось с бабушкой? И с тетей Сьюзен? Девочка не поняла услышанное, но догадывалась, что произошло что-то ужасное.
Особенно ее пугала мысль, что и она станет жертвой. Может, приступы меланхолии, захватывающие ее время от времени, и есть первые симптомы какой-то страшной болезни? Болезни, о которой не принято говорить вслух? Так думала Джейн. Ее вдруг осенило: тетя Сьюзен и бабушка – они были сумасшедшими. И если это так, значит, она тоже обречена на безумие? Разве не это собиралась сказать ее мать?
Джейн уткнулась лицом в матрас. Из глаз с удвоенной силой потекли слезы, сердце сжалось в комок от ужаса. Она никогда больше не заговорит об этом. Об этой темноте, которая временами наплывала на нее. Никогда. Это останется ее глубоко спрятанной тайной. Отныне она всегда будет стараться сохранять веселое выражение лица, что бы ни творилось в ее душе. Никто не должен знать, что ей суждено сойти с ума, как бабушке и тете. Из разговоров родителей Джейн поняла, что состояние ухудшалось, когда рождались дети. «Значит, есть лишь одно решение, – тут же пришло на ум двенадцатилетней девочке, – я никогда не выйду замуж, и у меня никогда не будет детей».
Стекла в окнах задребезжали под натиском грозы. Джейн вздрогнула.
Она не хочет закончить жизнь, как ее бабушка, запертой в своей комнате. Или, что еще хуже, попасть в лондонский сумасшедший дом. Она была наслышана рассказов о бедных умалишенных, заключенных в этом ужасном месте, кричащих и катающихся по полу в собственных испражнениях. Нет, она не попадет туда.
Все, что нужно, – это улыбаться и улыбаться.
Глава 1
Ричмонд-Парк, Дербишир, 1824 год
– Ума не приложу, что делать, Тоулленд. Девочке нужно больше, чем я могу ей дать. – Хейден Морленд, граф Уэстфилд, вздохнул и закрыл лицо ладонями. В животе у него все сжалось. Ему было неприятно оказаться в подобном положении. За всю свою жизнь он впервые чувствовал себя таким неуверенным. Это было невыносимо.
– Да, действительно, ты попал в переделку, приятель, – фыркнул Сесил Тоулленд, тем самым задев за живое Хейдена.
Он прижал пальцы к вискам, надеясь унять все усиливающуюся пульсирующую боль.
– Мисс Кросли замечательная гувернантка, но Мэдлин нужно что-то большее. Ей необходимо влияние леди, настоящей леди. Твоя жена прекрасно относится к ней, но скоро у нее появится собственный младенец.
– Эмили обожает Мэдлин, – заявил Тоулленд. – Она не оставит ее без внимания даже после рождения нашего первенца.
Хейден поднялся и принялся ходить кругами по темному полу библиотеки. Сжав руки в кулаки, он засунул их в карманы фрака.
– Мне вообще не нужно было брать Мэдлин в дом. Следовало бы отправить ее прямо в приют, как советовали разумные люди. Ведь даже нет никакой уверенности в том, что она дочь моего брата.
Но в глубине души Хейден прекрасно знал, что девочка – его племянница. Достаточно было взглянуть в ее глаза зеленовато-болотного цвета, чтобы уловить семейное сходство.
– Проклятый Томас! И черт побери Софию! Почему она так умоляла меня взять к себе ее ребенка?
– Потому что знала: ты – добрый, отзывчивый человек, так не похожий на своего братца. Знала, что ты дашь девочке уютный дом, пошлешь ее в хорошую школу. Умирая, она не хотела, чтобы ее дочь оказалась на улице. Или, что еще хуже, в борделе.
– С моей стороны это был риторический вопрос, – проговорил Хейден, стиснув зубы.
– Тогда извини, – ответил Тоулленд с раздражающей улыбкой в уголках рта.
Неужели Тоулленд не осознавал всей серьезности положения? Как всегда, брат Хейдена, Томас, здорово запутал дела, и теперь Хейдену приходится исправлять содеянное.