Тогда — размозжи ему голову. Оставляю тебе револьвер, которым застрелился твой дядя. Из шести патронов остается пять. Этого вполне достаточно.
И она удалилась, напевая.
Довольно долго длилось молчание, затем Люпэн прошептал:
— Я не дал бы и двух су за мою шкуру.
Он закрыл на мгновение глаза, потом сказал вдруг Габриэлю:
— Сколько?
И, так как тот молчал, он возвысил голос:
— Я спрашиваю: сколько? Отвечай, черт тебя побери! У нас одно и то же ремесло: я ворую, ты воруешь, он ворует… Мы просто созданы для согласия. Ну? Идет? Мы с тобой смываемся? Предлагаю тебе место в моей банде, шикарное место. Сколько ты хочешь для себя? Десять тысяч? Двадцать? Назначь цену, и не стесняйся, в сундуке денег полным-полно.
Дрожь ярости объяла его при виде невозмутимого выражения стража.
— Ах, он даже не отзывается! Что же, ты так любил его, этого Дюгриваля? Слушай, если хочешь меня освободить… Ответь же! Но тут Люпэн умолк. В глазах молодого человека по-прежнему читалось выражение жестокости, которое он уже видел. Можно ли было надеяться, что он дрогнет?
— Тысяча дьяволов, — скрипнул он зубами, — не подыхать же мне тут, как собаке. Ах! Если бы я мог!..
Напрягаясь, чтобы разорвать узы, он совершил усилие, которое вырвало у него крик боли. И упал обратно на койку в изнеможении.
— Ну вот, — вымолвил он минуту спустя, — вдова сказала ясно: я пропал. Ничего не поделаешь. Царство тебе небесное, Люпэн.
Прошло пятнадцать минут, полчаса…
Приблизившись к Люпэну, Габриэль увидел, что глаза у него закрыты, дыхание — ровное, как у спящего. Но тот сказал:
— Не думай, что я сплю, малыш. В такие минуты не спят. Но думают, к чему пришли. Надо ведь, не так ли? Я думаю также о том, что должно последовать… На этот счет у меня — своя теория… Каким бы ты меня ни видел, я — сторонник метапсихоза, переселения душ… Объяснять пришлось бы слишком долго… Знаешь что, малыш, может — пожмем друг другу руку? Перед тем, как расстаться? Нет? Тогда — прощай… Будь здоров и многих лет тебе, Габриэль…
Он опустил веки, замолчал. И не пошевелился более до самого возвращения мадам Дюгриваль. Вдова вошла торопливо, чуть ранее полудня. Она выглядела чрезвычайно взволнованной.
— Деньги у меня, — сказала она племяннику. — Сматывайся. Я присоединяюсь к тебе в автомобиле, который ждет внизу.
— Но…
— Ты мне не нужен, чтобы покончить с этим типом. Справлюсь сама. Но, если хочешь поглядеть, как скорчится рожа мерзавца… Давай сюда инструмент.
Габриэль подал ей револьвер, и вдова продолжала:
— Сжег ли ты бумаги.
— Да.
— Хорошо. Сейчас он получит свое, и — ходу. Выстрел может привлечь соседей. Они должны найти обе квартиры пустыми. Она подошла к койке.
— Ты готов, Люпэн?
— Просто сгораю от нетерпения.
— У тебя нет поручений для меня?
— Никаких.
— Тогда…
— Одно только слово!
— Говори.
— Если на том свете мне встретится Дюгриваль, что передать ему от тебя?
Она пожала плечами и приложила дуло к его виску.
— Отлично, — сказал он, — и главное — не дрожите, милая дама… Для Вас все пройдет без боли, уверяю Вас… По счету, не так ли? Раз… два… три…
Вдова нажала на спуск. Раздался выстрел.
— И это смерть? — сказал Люпэн. — Странно. Мне думалось, там совсем не так, как в жизни.
Прогремел второй выстрел. Габриэль вырвал оружие из ее руки и осмотрел его.
— Ах, — сказал он, — кто-то извлек из патронов пули. Остались только гильзы.
На несколько мгновений племянник и тетка застыли в растерянности.
— Возможно ли? — пробормотала она. — Кто бы мог это сделать? Кто-нибудь из инспекторов? Следователь?
Она помолчала и хрипло проговорила:
— Послушай… Какой-то шум…
Они прислушались, вдова подошла даже к передней. Но тут же вернулась, разъяренная неудачей и пережитым испугом.