Орлиный глаз Джеймса способен был разглядеть малейшую пылинку, побитую полировку на мебели, крошечную дырочку на роскошных старинных гобеленах.
Любое повреждение причиняло ему такую же боль, как рана на собственном теле.
Сегодня утром Николь тщательно осмотрела все комнаты, чтобы удостовериться, что он не отыщет никаких изъянов.
Она хорошо помнила страдание в его глазах, когда год назад обвалился потолок в одной из спален.
После этого им пришлось жить почти впроголодь, чтобы выкроить деньги на ремонт.
И тогда Джимми, как она называла своего брата, сказал:
— Так больше продолжаться не может — и я точно знаю, что собираюсь делать!
— Что же? — спросила Николь. Она не надеялась, что в голову ему пришла какая-то действительно полезная мысль.
Всего неделю назад один из их родственников высказался достаточно резко:
— Все бесполезно, Джеймс. Я не в состоянии больше помогать вам, и лучшее, что вы можете сделать, это продать Кингз-Кип. В конце концов, это всего только дом!
Николь помнила ярость, вспыхнувшую в глазах брата.
Она знала, что Кингз-Кип для него не просто дом.
Кингз-Кип был для Джимми всем, чем он дорожил.
Только Кингз-Кип имел для него значение, только Кингз-Кип дарил ему душевный покой.
Николь не забыла, как счастлив был Джимми, когда вернулся из колледжа.
— Я дома? Я дома! — восклицал он. И в самом деле — в колледже он скучал не по матери, не по отцу. Только по Кингз-Кип.
Николь надеялась, что родители никогда не узнают, как она была потрясена, узнав, что он собирается делать.
Взяв с собой Николь, он поехал к их старенькой тетушке.
Она тоже носила фамилию Танкомб, пока не вышла замуж за лорда Хартли.
Теперь тетушка овдовела и была очень богата.
Николь считала крайне маловероятным, что Джимми выпросит у нее хоть пенни, но не сомневалась, что именно такова цель их визита.
Они долго ехали по пыльным холмам и очень устали. Всю дорогу Николь жалела о том, что они не остались дома.
Джимми рассчитывал, что они заночуют у тетушки, и Николь знала, что он надеется уговорить ее дать ему денег на ремонт.
Надо было срочно перекладывать крышу.
Кроме того, многие стекла нуждались в замене, а пол в нескольких комнатах вспучился.
Паркет тоже необходимо было переложить заново и заменить прогнившие лаги.
Николь предвидела, что брата ждет большое разочарование.
Его обаяние, перед которым не могли устоять большинство женщин, будет впустую потрачено на тетю Алису.
Поэтому она осторожно сказала:
— Ты знаешь, милый Джимми, что тетя Алиса довольно скупа, и в последний раз, когда мы у нее были, нянюшка жаловалась, что она держит слуг на голодном пайке.
— Знаю, — ответил Джимми.
— Она никогда не подавала милостыни, и нянюшка говорит, что ей даже жалко цветов, которые она кладет на могилу мужа.
Джимми засмеялся.
— Я думал, что слышал уже все истории ее скупердяйстве, но это что-то новенькое?
— И ты действительно думаешь, — поинтересовалась Николь, — что она станет слушать тебя, если ты попросишь у нее денег на восстановление Кингз-Кип?
— Я не собираюсь просить у нее ни пенни! — ответил ее брат.
Николь удивленно уставилась на него.
— Не собираешься? — воскликнула она. — Тогда зачем нам у нее оставаться?
— Я скажу тебе позже, — уклончиво сказал Джимми.
Наконец они подъехали к большому, но довольно уродливому зданию.
Вокруг был разбит сад, за которым начинался лес.
Сад пребывал в запустении: леди Хартли жалела денег, чтобы нанять побольше садовников.
Проходя через парадное, Николь заметила, что ливрея дворецкого основательно поизносилась.
Даже гарусный жилет лакея был весь в прорехах.
«Не могу понять, — сказала она себе, — почему Джимми настаивал на приезде в это гнетущее место».
Тетя встретила их в гостиной.
— Ах, вот и вы! — воскликнула она.