— Боюсь, он просто не может себе этого позволить, — отвечала Николь.
— Есть много богатых наследниц, ищущих мужа, — многозначительно заметила госпожа Танкомб.
Позже, вечером, она по секрету сообщила Николь, что Аделаиде, ее старшей дочери, сделали предложение.
Оно поступило от человека, которому нечего ей дать, кроме своего генеалогического древа.
— В роду у него, впрочем, не было титулованных особ, — объяснила госпожа Танкомб, — и, поскольку ему уже тридцать девять, мы подумали, что для Аделаиды он слишком стар.
— Действительно, чересчур, — согласилась Николь. — Но, я надеюсь, она еще встретит мужчину, которого полюбит.
Госпожа Танкомб засмеялась.
— Моя матушка всегда говорила, что любовь приходит после свадьбы, но мне повезло, и я с первого взгляда влюбилась в моего мужа.
Посмотрев на полковника, Николь подумала, что он, несомненно, в юности был очень красив. Мужская красота была отличительной чертой в роду у Танкомбов. Оставалось лишь пожалеть, что дочери пошли не в отца.
Деньги госпожи Танкомб позволили обставить дом с неописуемой роскошью, однако коллекция живописи была собрана предками ее мужа.
Николь уже не удивлялась, что Джимми с большим интересом принялся разглядывать картины.
Она слышала, как полковник говорит ему:
— Отрадно видеть, что вас волнуют такие вещи. Я всегда мечтал о сыне, который носил бы мое имя.
— Меня особенно заинтересовали фамильные портреты, — ответил Джимми. — Я вижу, у вас богатейшее собрание.
— Они принадлежали моему прадеду. — Полковник улыбнулся. — Я думаю, он купил этот дом только потому, что здесь много места на стенах.
— Что ж, оно ему пригодилось, — сказал Джимми.
Сопровождаемый полковником, он пошел из комнаты в комнату и увидел в одной коллекцию маленьких китайских ваз.
— А это откуда? — поинтересовался он.
— У меня был один дальний родственник, — объяснил полковник. — Умирая, он оставил эту коллекцию моему отцу, но я не сказал бы, что она меня очень привлекает. Я предпочитаю картины.
— Так же, как и я, — согласился Джимми. Когда они возвратились в Кингз-Кип, он показал Никель три китайских вазы.
— Эта — династии Мин, эта — Сун, а последняя — Чин, — сказал он.
— Они очень… дорогие? — спросила Николь.
— Они уникальны! Бесценны! — ответил Джимми.
— И… Ты их… украл, — затаив дыхание, пробормотала Николь.
— У человека, который их не ценит, а значит, не имеет права обладать такими сокровищами! — возразил Джимми.
— Но… если полковник заметит, что они… пропали?
— Крайне маловероятно, — ответил Джимми. — Его интересуют только картины, и я был бы весьма удивлен, узнав, что он когда-нибудь пересчитывал эти вазы.
Бесполезно было говорить, что она думает по этому поводу.
На следующий день Джимми отправился в Лондон и вернулся, приплясывая от восторга: какой-то знаток восточной керамики заплатил за вазы сумму, о которой трудно было даже мечтать.
— Он говорил, что никогда не надеялся на такую удачу, и все твердил, что эти экземпляры — единственные в своем роде, — хвастался Джимми.
— И он… Не собирается их… перепродать? — с тревогой спросила Николь.
— К счастью, нет. Он хочет оставить их себе.
Николь вздохнула с облегчением.
Она боялась, что, если вазы попадут на какой-нибудь аукцион, об этом напишут в газетах, и полковник подумает, что они подозрительно похожи на те, что есть у него.
Николь всю ночь пролежала без сна, тревожась об этом.
Но в конце года Джимми повез ее к очередному родственнику.
Только однажды они ушли с пустыми руками — и то оттого лишь, что Джимми не нашел в доме ничего, что действительно стоило взять.
Николь была вынуждена признать, что после ремонта Кингз-Кип засверкал словно драгоценный камень.