После некоторого молчания тот спросил:
— Значит, вы от этого не отказываетесь?
— Друг мой, — сказал Арсен, — если я устроил сегодня это маленькое ночное нападение, если я дал себе труд в три часа утра, у укреплений, ударить тебя палкой по руке и по ноге, рискуя таким образом нанести вред моему единственному другу, так это вовсе не для того, чтобы отказаться от выгод так хорошо устроенного спасения.
— Но дурные слухи, которые ходят о состоянии…
— Пусть ходят. Вот уже шесть месяцев, как я навожу справки, разузнаю, расспрашиваю прислугу, кредиторов, пользуюсь подставными лицами, шесть месяцев, как я, словно тень, слежу за мужем и женой. Получено ли их состояние от старого Крафорда, как они в этом уверяют, или из какого-нибудь другого источника, я, во всяком случае, утверждаю, что оно существует. А если оно существует, оно мое.
— Черт возьми, сто миллионов!
— Допустим, что десять или пять. Не все ли равно? В несгораемом шкафу лежат целые пачки процентных бумаг; и не будь я Арсен Люпен, если когда-нибудь ключ от этого шкафа не будет в моих руках.
Трамвай остановился на площади Этуаль.
— Итак, — бормотал спутник Арсена, — сейчас нечего делать?
— Нет. Когда будет дело, я скажу.
Через пять минут Арсен Люпен подымался по роскошной лестнице дома Эмберов; Людовик представил его своей жене. Жервеза была маленькая полная дама, очень разговорчивая. Она очень любезно приняла Люпена.
— Я хотела, чтобы никто не мешал нам чествовать нашего спасителя, — сказала она.
Они сразу же стали обращаться с «нашим спасителем», как со старым другом. К концу завтрака дружба была уже полная и даже дошло до откровенностей. Арсен рассказал о своей жизни, о жизни своего отца, сурового и неподкупного судьи, о своем печальном детстве и теперешних затруднениях. Жервеза, в свою очередь, рассказала о своей молодости, о своем замужестве, о благодеяниях старого Крафорда, о ста миллионах, полученных ею от него в наследство, о причинах, которые замедлили ввод во владение, о займах под огромные проценты, к которым они должны были прибегать, о бесконечных препирательствах с племянниками Крафорда, о наложении ареста, одним словом — все!
— Подумайте только, документы здесь, рядом, в шкафу моего мужа, но если мы отрежем хотя бы один купон, мы теряем все!..
Люпен почувствовал легкую дрожь.
— Ах, они здесь! — сказал он, и у него захватило дыхание.
Отношения, завязавшиеся при таких условиях, могли сделаться только еще более близкими. Арсен Люпен, спрошенный очень деликатно, признался в своей бедности и неудачах. Сейчас же молодой человек был сделан личным секретарем обоих супругов с вознаграждением в полтораста франков в месяц. Он должен был по-прежнему жить у себя, но чтобы ему было удобнее работать, в его распоряжение предоставили в качестве кабинета одну из комнат второго этажа.
Он сам ее выбрал. По какой-то счастливой случайности, она оказалась как раз над кабинетом Людовика. Арсен сразу заметил, что его секретарская служба очень похожа на синекуру. В продолжение двух месяцев ему пришлось переписать только четыре незначительных письма и только один раз его позвали в кабинет патрона. Это позволило ему в первый раз официально посмотреть на несгораемый шкаф. Кроме того, он заметил, что, как ни почетна была его должность, все-таки она была недостаточно достойна того, чтобы он бывал в обществе лиц, посещавших дом Эмберов.
Но он об этом нисколько не жалел, предпочитая держаться в тени. Однако он не терял даром времени. Он сделал несколько тайных визитов в кабинет и даже предлагал свои услуги несгораемому шкафу, который все-таки не сделался от этого более доступным.