Затем отодвинула вазу, села за стол и взялась за свою книгу.
— Господи! — восторженно воскликнул Догерти. — Она поцеловала! Их! Видели? А заметили, как порозовели ее щечки?
— Дружище, — опустил его на землю Дрискол, — ничего подобного не может быть. Это все твои поэтические фантазии.
— Ну и что тут такого? — Догерти прикурил сигарету от свечи у табачного ларька. — Разве бывший боксер-чемпион не может быть поэтом?
— Если речь идет о поэзии движения и моциона — да. Но это поэзия эмоций.
Мисс Хьюджес, красотка из табачного ларька, хихикнула:
— Шутники вы, странные рыцари. Кто это купил розы?
— Мы — кто? — спросил Догерти, пропустив ее вопрос мимо ушей. — Какие мы рыцари?
— Странные.
— Она хочет сказать — странствующие, — вставил словечко Дрискол.
— Нет, не хочу, — возразила мисс Хьюджес.
— Это игра слов. Странные рыцари.
— Ну а почему бы и нет? — вдохновился Догерти. — Мне такой титул нравится.
И этот титул был утвержден. Завсегдатаи вестибюля отеля «Ламартин», поставщики роз, почитатели и защитники мисс Уильямс, отныне будут именоваться так.
Они составили весьма забавное общество единомышленников. Можно только догадываться, как каждому из них удавалось сдерживать пыл других. Все вместе они были абсолютно безобидны, по отдельности же были кем угодно.
Пьер Дюмэн — хиромант и ясновидящий, владелец офиса на углу Двадцать третьей улицы, маленький говорливый француз, всегда при деньгах.
Том Догерти, бывший чемпион по боксу, букмекер и игрок, дела которого, как можно понять, были покрыты завесой тайны.
Боб Дрискол, актер, человек с философским подходом к жизни, о котором было известно только одно: он приземлил Тома Догерти.
Билли Шерман, газетный репортер (временами), которого вечно увольняли со службы и который всегда хотел выпить.
Сэм Бут, продавец пишущих машинок, которого все считали человеком низшего сорта, поскольку он каждое утро вставал в девять часов, чтобы идти на службу.
Гарри Дженнингс, актер, который все время собирался подписать договор с Чарльзом Фроманом.
Хорошенькая подобралась компания бродвейских гуляк, намеревавшихся стать защитниками и друзьями молодой женщины! Впрочем, вы скоро увидите, что из этого вышло.
Потому что около месяца список членов этого общества оставался таким, как описано выше, но потом, в один прекрасный октябрьский день, им был представлен новый кандидат.
Странные Рыцари занимали уютный уголок вестибюля рядом с телеграфным столиком, у противоположной от бродвейского входа стены. Он был почти закрыт двумя массивными мраморными колоннами. Рядом с видавшим виды потертым кожаным диваном возле широкого подоконника стояли три или четыре кресла.
Несколько старожилов отеля так прочно здесь обосновались, что появление в этом независимом государстве новичка неминуемо было бы воспринято как противозаконное вторжение. И пришельцу обычно быстро и недвусмысленно давали это понять.
И вот однажды, часа в два пополудни, Дрискол, Шерман и Догерти сидели и вели неспешную дружескую беседу.
Шерман, высокий, смуглый, всегда излучавший уверенность, рассказывал об отдельных недостатках и общей никчемности нью-йоркской прессы.
Открылась дверь, и вошел Дюмэн в сопровождении незнакомца, которого он представил как мистера Ноултона.
— Полагаю, мы с мистером Ноултоном уже встречались, — произнес Шерман, протягивая ему руку.
— Вы читаете мои мысли, — последовал вежливый ответ.
Шерман ничего не сказал, но, повернувшись к Дрисколу, как-то странно на него посмотрел.
Завязалась беседа. Ноултон показал себя образованным, знающим и простым в общении человеком. Чувствовалось, что он из хорошей семьи, в отличие от остальных.
Дрискол предложил сыграть партию в бильярд.