Это могло бы помочь ему понять, что у вас до сих пор есть чувство к его матери.
– К сожалению, у меня его нет. С того самого дня, когда Лиз ушла, она больше не причиняла мне боли. Не знаю, какое значение это может иметь для Питера.
– Я думала о похоронах.
– Он не пойдет на похороны. Ребенку там не место.
– Ему решать. Конечно, если он не хочет, я не буду его заставлять. Но если же ему захочется пойти, то будет крайне жестоко не пустить его.
– Он еще ребенок. – В голосе Гэвина был страх. – Как вы могли только подумать о том, чтобы окунуть его в эту беспощадную, мрачную атмосферу, дать ему увидеть могилы и гробы, людей в черном?
– Гэвин, беспощадны не похороны, а смерть. А Питеру уже пришлось столкнуться со смертью дважды. Как он с этим справится, будет зависеть от того, что происходит сейчас. У людей должна быть возможность попрощаться. Если вы лишите его этой возможности, он будет помнить это всю жизнь.
Гэвин стиснул зубы.
– Я думаю совсем иначе.
– Ну что же, пусть он решает.
В двери появилась тень. Они оба повернулись – перед ними стоял Питер. Он вздрогнул при виде отца. В какой-то момент Гэвин испугался, что сын вновь убежит, но Питер стоял неподвижно и молча смотрел на отца. Он выглядел несчастным и был в жутком напряжении. У Гэвина заныло сердце при мысли о том, что вынужден вынести этот ребенок.
– Почему бы нам не пойти куда-нибудь и поговорить? – спросил он так мягко, как только мог.
Питер сразу не отреагировал. Вначале он посмотрел на Нору, ожидая ее согласия, и, когда она улыбнулась, он кивнул отцу. Гэвин сжал губы. Неужели он может разговаривать со своим сыном только после получения ее согласия? Но он промолчал и вышел из комнаты вместе с Питером.
Оказавшись на улице, отец и сын посмотрели друг на друга с какой-то неловкостью.
– Ты мне покажешь свою комнату? – наконец спросил Гэвин.
Питер послушно повернулся и пошел наверх. Гэвин – за ним. У сына была большая комната, окнами выходившая на заповедник. Стены были завешаны картинками с изображениями птиц и животных, схемами и таблицами, рассказывающими о животном мире Земли. Гэвин смотрел на все это с неодобрением. У него было другое представление о том, как должна выглядеть комната, в которой живет мальчик. Где хотя бы признаки увлечения футболом, спортивные призы?
– Сейчас у нас есть время, чтобы побыть вдвоем. – В эти слова Гэвин постарался вложить как можно больше тепла и сердечности. Он попытался раскрыть свои объятия и крепко обнял бы сына, ответь тот на его порыв. Но мальчик держался на расстоянии и сидел на кровати, осторожно наблюдая за отцом. Гэвин опустил руки. – С тех пор как я приехал, ты не сказал мне ни слова. Не следует так относиться к отцу. Как насчет того, чтобы поздороваться и сказать: «Привет, папа!»? – Гэвин ясно видел, что Питер ушел в себя. Он чувствовал, как внутри клокочет незатихающий гнев. Неужели это преступление – хотеть, чтобы сын называл тебя папой? Или так называли и называют другого мужчину, врага? – Я так ждал, что увижу тебя снова, – продолжал Гэвин. – Прошло столько времени. Я думал, мы сможем по-настоящему поговорить, как отец с сыном. – Питер молчал. Казалось, он насмехается над словами отца. И это еще больше гневило Гэвина. – Я надеялся, что мы знаем друг друга гораздо лучше, – сказал он. Гнев все время напоминал о себе, но Гэвин старался погасить огоньки его незатухающего пламени. – И теперь у нас будет возможность, чтобы... – Вдохновение совсем покинуло его.
Он начал ходить по комнате, пытаясь побороть боль и разочарование. Они, как тлеющие угольки, могли вспыхнуть опять, и пламя разгорелось бы с новой силой.
– Это ты все это повесил? – спросил он, глядя на картинки и схемы.
Питер кивнул.
В эту минуту Гэвин заметил то, что частично явилось ответом на его мольбу.