Прикусив губу, женщина снова оглядела критическим взглядом гостиную. В камине весело горел огонь, рядом в корзине лежал запас дров. Дровами ее обеспечивал Нолан Такер с соседней фермы, которого Одри, поддразнивая мать, называла не иначе, как ее воздыхателем.
Они с Ноланом и вправду время от времени встречались, ходили в ресторан или в театр. Он был вдовцом с двумя взрослыми детьми, она же… Чего уж там, она была немолодой матерью почти взрослой дочери, и вполне естественно, что у них с Ноланом было немало общего. Но их отношения этим и ограничивались. К счастью, Нолан был слишком хорошо воспитан, чтобы решиться на сексуальные притязания, которых Мейбл терпеть не могла и боялась как огня.
Однажды, года три назад, Одри вдруг невозмутимо заявила матери, что ей давно пора перестать вести себя так, будто она заслуживает вечного презрения только за то, что когда-то родила внебрачного ребенка, и наоборот, ей следует гордиться тем, как много она сделала для этого самого ребенка.
– Мама, ты буквально шарахаешься в сторону всякий раз, когда на тебя взглянет мужчина, нельзя же так. Ты весьма привлекательная женщина, это все говорят, и я не буду возражать, если у меня появится отчим – конечно, при условии, что он мне понравится, – сказала тогда Одри.
Мейбл была потрясена и довольно резко ответила:
– К твоему сведению, я не собираюсь делать ничего подобного.
– Но почему? По-моему, тебе следует об этом подумать, – дерзко заявила Одри и с типично подростковым высокомерием прочла матери целую лекцию. – Сколько я себя помню, ты всегда жила только со мной и дедушкой. Я понимаю, тебе было очень тяжело, когда сначала мой отец погиб в той ужасной аварии, а потом ты узнала, что беременна. Но нельзя же из-за этого до конца жизни прятаться от мужчин! Знаешь ли, оттого, что ты просто улыбнешься кому-то, ничего страшного не произойдет. Не можешь же ты провести в одиночестве всю жизнь. Теперь, когда дедушка умер…
Мейбл перебила дочь:
– Все в порядке, – сухо заверила она, хотя ее голос чуть заметно дрожал. – Если ты волнуешься, что престарелая родительница станет для тебя обузой, то твои опасения напрасны.
Одри расхохоталась, и они сменили тему, но по мере того, как близилось время отъезда в университет, Одри снова и снова возвращалась к этому вопросу, приводя Мейбл в замешательство.
– Мама, ты еще молода, ты нравишься мужчинам. Я видела, какие взгляды они на тебя бросают, но ты ведешь себя, как… как перепуганная девственница.
Мейбл покраснела и попыталась что-то возразить, но дочь поморщилась.
– Посмотри на себя сейчас в зеркало, и ты поймешь, что я имею в виду. Глядя со стороны, можно подумать, будто ты выросла в монастыре и ничего не знаешь о сексе.
Тогда Мейбл, что случалось с ней не часто, строго велела своему не в меру увлекшемуся отпрыску замолчать, но позже, оставшись наедине с собой и глядя из окна спальни на живописный сельский пейзаж, в котором она черпала вдохновение, она была вынуждена признать, что в словах Одри есть доля истины. Она действительно шарахалась от мужчин. В отличие от Одри, которая, слава Богу, выросла гораздо более уверенной в себе, Мейбл была застенчивой и довольно замкнутой.
Что же касается сексуального опыта… Вспоминая разговор с дочерью, Мейбл машинально взбила одну из красивых подушек, собственноручно связанных прошлой зимой, затем снова положила ее на старомодное кресло, обитое парчовой тканью. В этом кресле любил сидеть отец Мейбл, и даже сейчас, спустя пять лет после его смерти, казалось странным видеть кресло пустующим.