Нортхэм же даже без сюртука сохранил вид небрежной элегантности, и Элизабет подозревала, что женская половина гостей с восхищением поглядывает в его сторону, а мужчины тоже мечтают избавиться от верхней одежды. Ей вдруг пришло в голову, что граф не принадлежит к тем, кто следует общепринятым правилам, он тот, кто эти правила устанавливает.
— А вы бы оделись, если бы я возражала? — с любопытством спросила она.
— Ни в коем случае, — ответствовал Нортхэм. — Просто мне хотелось узнать, как вы к этому относитесь.
Элизабет рассмеялась:
— Вы говорите очень забавные вещи.
Он коротко улыбнулся и снова заговорил о своих друзьях.
— Когда я сказал, что маркиз был один, я имел в виду отсутствие за столом Марчмена, Саута и вашего покорного слуги. Видите ли, у нас есть привычка — прискорбная, должен признать — подначивать друг друга на сомнительные выходки, всякий раз, как мы оказываемся вместе.
Элизабет с трудом оторвала взгляд от его загорелых рук, поросших золотистыми волосками. Видимо, его светлость не впервые закатывал рукава этим летом и наслаждался общением с природой, не обремененный лишней одеждой.
— Сомнительные выходки… — повторила она, прежде чем ее мысли окончательно разбежались. — Не удивлюсь, если в свое время вы наводили ужас на Хэмбрик-Холл.
— Ужас? — Он покачал головой. — Ну нет. Даже самые скверные наши выходки не могли вызвать ужас. Мы просто… — он помедлил, подыскивая подходящее слово, — шалили.
— Понятно. А теперь?
— Ну теперь нас можно упрекнуть разве что в плохих манерах.
Элизабет рассмеялась:
— Вряд ли кто-нибудь так считает, иначе вы не пользовались бы таким спросом.
— Спросом?
— О, ради Бога! Незачем изображать скромность. Вам наверняка известно, что хозяйки салонов просто в восторге, когда вы принимаете их приглашения.
— Вы имеете в виду меня одного или всю нашу компанию?
— Вообще-то я имела в виду каждого из вас, поскольку не знала, что вы близкие друзья.
— Значит, барон и баронесса довольны, что мы почтили их своим присутствием?
— Конечно. Как вы можете сомневаться? Правда, я не со всем уверена насчет мистера Марчмена. Не припомню, чтобы я посылала ему приглашение, и не заметила, когда он приехал.
— Уэст приехал по моему приглашению — с разрешения хозяйки, разумеется. Видимо, на это письмо она ответила сама.
— Время от времени она это делает. Непонятно только, почему она меня не предупредила. — Это было действительно странно. Баронесса обычно ставила Элизабет в известность обо всех изменениях. — К тому же его не было вчера за обедом. — И его отсутствие не вызвало такого беспокойства, как опоздание Нортхэма и Саутертона. Очевидно, леди Баттенберн ждала его на пикник.
— Он приехал всего на один день. Как только мы закончим с нашим делом, он уедет.
Несмотря на вполне естественное любопытство, Элизабет не стала спрашивать, в чем заключается это дело.
— Почему вы зовете его Уэстом?
Нортхэм пожал плечами.
— Нужно же было как-то его называть, а других сторон света не осталось.
Норт, Саут, Ист, Уэст. Элизабет легко могла себе представить, как отчаянно маленькому Марчмену хотелось стать одним из них.
— Бедный мистер Марчмен.
— На вашем месте я не стал бы его жалеть. Со временем он дорастет до своего имени, как и каждый из нас.
Элизабет нахмурилась:
— Что вы имеете в виду?
— В Хэмбрик-Холле я не был Нортхэмом.
Она ожидала продолжения, но граф молчал, устремив взгляд на деревья, росшие на противоположном берегу ручья, за лугом. Элизабет взглянула на его профиль, словно высеченный смелыми ударами резца. В нем не было ничего, что служило бы признаком слабости. Решительно сжатый рот и твердая линия подбородка свидетельствовали о силе духа. Его нос с легкой горбинкой воинственно выдавался вперед. Только длинные темные ресницы, составлявшие резкий контраст с шапкой золотистых волос, наводили на мысль, что он не так уж неуязвим.