Ему было около сорока лет, светлые волосы уже начали седеть, он был классическим воплощением германского типа мужчины. У него были светские манеры и несколько грустная – из-за старомодности – элегантность. В руках он держал дешевый чемодан, резко контрастировавший с его обликом. При виде Гесслера Лиза обрадовалась. Его приход казался ей хорошим предзнаменованием.
– А мы как раз говорили о вас, месье Гесслер, – сказал Паоло, выказав при этом чувство юмора.
Гесслер бросил на него такой ледяной взгляд, что даже природная вежливость не в силах была растопить его. Он слабо улыбнулся.
– Об этом деле, – сказал он, – чем меньше говоришь, тем будет лучше.
Затем немец подошел к Лизе и поклонился ей, слегка щелкнув каблуками.
– Добрый вечер, Лиза.
Она так и не вынула рук из карманов.
– Какие новости? – спросила молодая женщина с явным беспокойством.
Гесслер положил чемодан на стол.
– Новости, на которые вы намекаете, еще не новости, – сказал он, посмотрев на часы. – По крайней мере, я так не думаю. В эту минуту фургон только выезжает из тюрьмы.
Он изъяснялся на безупречном французском языке, хотя и с сильным акцентом, слегка сглаженным его мягким голосом.
– А если в последнюю минуту приказ будет отменен? – прошептала Лиза.
– У нас, – тихо сказал Гесслер, – никогда не отменяют приказы в последнюю минуту.
– Я боюсь, – сказала она.
Все ее отчаяние выразилось в этой фразе. Паоло и Гесслер двинулись было к Лизе, но затем оба смутились и оставили при себе свое сочувствие.
– Если предположить, что все сорвется... – начала Лиза, безучастно глядя на старый стол.
– Последние дни я часто думал над этой возможностью, – уверил ее Гесслер.
– И что же? – спросила она голосом больного, обращающегося к врачу после осмотра.
– Дело в том, – сказал Гесслер, – что я предпочитаю не думать об этом в тот момент, когда... все происходит!
Показав на чемодан, он добавил:
– Здесь форма.
Заинтересовавшись, Лиза и Паоло подошли к чемодану. Паоло открыл хлипкие замки и поднял крышку. Вытащив из чемодана матросскую куртку с позолоченными пуговицами, он вытянул ее перед собой, как продавец из большого магазина, предлагающий свой товар.
– Что это? – спросил он.
– Форма матроса торгового флота, – небрежно ответил Гесслер.
– Немецкого? – настаивал Паоло.
– Это вас шокирует? – спросил Гесслер с натянутой улыбкой.
Паоло пожал плечами, положил куртку и выудил из чемодана плоскую фуражку, которую чисто по-детски нахлобучил себе на голову. Потом подошел к стеклянной двери. В стеклах уморительно отразилось его лицо.
– Есть такие парни, – вздохнул он, – стоит им нахлобучить себе на башку фуражку, как они тут же становятся похожими на корсаров... Я же похож на почтальона.
Он снял фуражку и ловко бросил ее в открытый чемодан.
– У каждого своя рожа, – вздохнул Паоло, – такова жизнь.
Гесслер вытащил из кармана книжечку, похожую на записную, с оттиснутыми на обложке золочеными буквами.
– Кроме того, вот паспорт на имя Карла Людриха, – заявил он.
Лиза взяла паспорт и открыла его на первой странице. Гесслер грустно улыбнулся.
В этом человеке все было грустно и серьезно: голос, лицо, манеры, одежда.
– Я позаботился, чтобы печать немного заехала на фотографию, – объяснил он.
Лиза рассматривала изображение, что-то волновало ее.
– Этой фотографии пять лет, – вздохнула молодая женщина. – Он очень изменился?
Гесслер пожал плечами.
– За пять лет любой человек изменится!
– А он? – настаивала Лиза.
– Я слишком часто вижу его, чтобы понять, изменился он или нет.
Она с сожалением закрыла паспорт и положила его в чемодан.
– Пять лет тюремного заключения... для такого человека, как Франк...
– Да уж, – проворчал Паоло, – он наверняка стены грыз, это я уж вам точно говорю!
Гесслер удивленно посмотрел на него.