Имя такое интеллигентное. И сам он интеллигентный. Ну, я тогда так думала... Он сказал, что работает режиссером. Сказал, что авторское кино снимает. И у него для меня есть небольшая роль... Правда, предупредил, что авторское кино переживает не лучшие времена и вряд ли его фильм дойдет до массового зрителя. Зато сказал, что можно взять специальный приз на Каннском кинофестивале. Говорил, что его друг уже был номинантом этого фестиваля...
– И ты ему поверила.
– Он так красиво говорил. А вы же понимаете, я актрисой хочу стать. А тут такое предложение... В общем, повесил он мне серьги из лапши...
Было видно, что Лене было крайне неприятно вспоминать этот эпизод.
– А ведь у меня настоящие серьги были, – всхлипнула девушка. – Он у меня их забрал. И деньги все забрал. Все до копейки... Он предложил мне в студию к нему поехать...
– У него была машина?
– Нет. Он такси остановил.
– Номера машины запомнила?
– Нет. Не до того было. Я же как под гипнозом была. Голова кружится, перед глазами блеск славы, в ушах медные трубы. Ничего, короче, не соображала... Я же даже не запомнила, куда он меня привез. Дом какой-то многоэтажный, в лифте мочой воняет, вместо студии квартира...
– Обстановку запомнила?
– Да. Старые обои, линолеум на полу, мебель так себе... Еще видеокамера была. Но он ее не включал. Или включал, но я не помню... Он меня грузить стал. Мол, сценарий у него такой – знакомятся мужчина и девушка, она рассказывает ему о своей жизни. Сказал, что нужна репетиция. Ну я, дура, и повелась. Про себя начала рассказывать, про родителей, про друзей. Он кофе приготовил. Наверное, туда какой-то дряни намешал. У меня ум за разум зашел, в мозгах штормовая качка. Сама как на волнах качалась... Он меня раздевать начал. Вроде бы так по сценарию надо. Я ему не верю, знаю, что нужно сопротивляться, да куда там. Помню, он меня на диван положил, а потом все исчезло... Не помню, как от него уходила. Провал памяти, честное слово... В себя уже на улице пришла. Представляете, иду по ночному городу в каком-то рваном халате, босая. Лицо в кровь разбито, внутри все горит, больно. А тут милиционеры с дубинками. Хорошо, что ребята понятливые оказались, быстро сообразили, что к чему. В больницу вот меня отвезли. А сегодня вот вы пришли... Вы найдете этого Германа?
– А ты этого хочешь?
– Что за вопрос? Конечно, хочу!
Есть женщины, которые не хотят связываться с милицией. Ведь это экспертиза, следствие, суд. Волокита, словом. И элемент нравственного унижения налицо. Не секрет, что встречаются такие следователи, которым за радость свалить всю вину на женщину – такая-сякая, сама соблазнила насильника. Бывает, что несчастную так в грязь втаптывают, что за всю жизнь не отмоешься.
Существует и другой тип женщин. Тем, которым после изнасилования свежий лимон нужно подавать – чтобы глаза от удовольствия не сияли. Но лично Лариса с такими еще не сталкивалась. И вряд ли столкнется. Хотя всякое может быть.
Лена отнюдь не мечтала вновь встретиться с «режиссером» Германом. И с милицией связываться не боялась. Она очень хотела видеть его на скамье подсудимых. Поэтому без утайки рассказывала о нем все, что знала. Она говорила, говорила, но надолго замолчала, когда Лариса предложила подробно описать внешность насильника.
– Не помню, – выдавила из себя Лена. – Ничего не помню... Помню, что симпатичный. Глаза черные. Нос... Я не помню, какой у него нос... Вот губы у него тонкие. Или полные... Не помню...
– Лена, ты успокойся. Расслабься, закрой глаза. Постарайся представить этого человека. Вот он перед тобой, он с тобой разговаривает, ты его слушаешь. Смотри на него. Что ты видишь?
Но Лена ничего не видела. Память отказывалась выдать нужную картинку.
Впрочем, Лариса не отчаивалась.